«Я бы согласился поработать в студии робота»: когда искусственный интеллект вытеснит человека из искусства?

Арт-рынок семимильными шагами осваивает искусство, созданное с применением компьютерных технологий. В марте этого года электронную картину художника Beeple и связанный с ней NFT-токен продали на Christie’s за рекордные $69,35 млн. В России зарегистрирована первая платформа для торговли NFT-искусством DigArty Immergity, а с 1 июня в Москве в витринах на Никольской — первая NFT-выставка. Калифорнийский медиахудожник и режиссер Рефик Анадол известен своими сайт-специфическими проектами, в которых публичные пространства визуально преобразуются. Анадол создал 12-минутную видеоинсталляцию на фасаде концертного зала имени Уолта Диснея в Лос-Анджелесе и иммерсивную аудиовизуальную инсталляцию с использованием 300 млн фотографий на рынке Челси в Нью-Йорке.

— Зачем художнику искусственный интеллект?

— Машины — отличные напарники, если использовать их с умом. Уверен: они помогают расширить горизонт моих художественных возможностей. Искусственный интеллект отлично подстегивает воображение, но для этого должны выполняться несколько условий: необходима конкретная цель, нужно понимать, как выстроить совместную работу, источники данных обязаны соответствовать базовым принципам этики. В остальном ИИ — это мощный научный инструмент и отличный помощник для создания новых сюжетов и их преобразования в художественную форму. Он помогает достичь таких глубин, которые без него немыслимы.

Галерея под открытым небом: в России открывается первая выставка NFT-искусства

— В чем именно выражается участие технологий в ваших произведениях?

— У нас с ИИ партнерские отношения. В работе мне приходится иметь дело с большими объемами данных: иногда это вдохновляет, а иногда — служит препятствием. ИИ хранит информацию в разных измерениях, что для нас непостижимо. Но если вы используете специальные алгоритмы, то этот «черный ящик» с данными приобретает некую визуальную форму. Поэтому я вижу задачу своего искусства в том, чтобы делать невидимое видимым. Это непросто: тут не может быть универсального простого пути. Часто не получается, но когда это происходит, возникает спонтанная красота.

— Как выглядит спонтанность, когда речь идет об алгоритмах и формулах?

— Я стараюсь много экспериментировать. В каких-то случаях пытаюсь быть более абстрактным, оставляя зрителям возможность домысливать содержание работы, в других — действую прямолинейно и однозначно. И, конечно, как можно более честным в работе с данными. Мне нравится, что технологии позволяют превращать эти данные во что-то более внятное и открытое.

— Как выглядит сотрудничество между вами и ИИ?

— Для меня данные — не столько числа, сколько воспоминания. Машины, в моем понимании, — не бездушные роботы, которых я использую, а технологии, позволяющие привнести в процесс творчества более научный подход, в результате которого рождается та или иная история. Работа начинается с отбора данных — я задаю критерии, а дальше в дело вступают машины. На этом этапе я расставляю акценты и формулирую смыслы, которые не всегда очевидны. Я считаю, что основная миссия любого художника заключается в том, чтобы раздвигать границы воображения. Это моя зона ответственности. В моей арт-студии работает 14 человек из 10 стран мира — это специалисты в области архитектуры, нейробиологии, ИИ-технологий, литературы и других дисциплин. Я уверен, что со временем границы между ними будут истончаться еще сильнее, будущее за коллаборацией. В этой связи мы все должны учиться, учиться. Когда мы работаем над проектом, каждый из нас на какое-то время становится специалистом в самых разных областях, тем самым развивая собственную чувственность и сопереживание, привнося что-то новое.

«Живопись — легальная взятка»: коллекционер Валерий Дудаков о вкусах бизнесменов 90-х

— С какого рода данными вы имели дело в случае коллаборации с Hennessy?

— Как-то я увидел, как во французской провинции Коньяк проходит заседание Дегустационного комитета, где мастера купажа Hennessy выносят свой вердикт на основе опыта восьми поколений. Глядя на них, родилась идея отследить чувства этих людей, найти для них художественное выражение. Мы сотрудничали с нейроучеными, использовали сенсоры, позволяющие фиксировать электрическую активность мозга, пульс, температуру тела и реакцию кожи во время дегустации коньячных спиртов. Интересно: данные индивидуальных и групповых дегустаций отличались друг от друга. В общей сложности за день мы собрали порядка терабайта данных. Затем все они были преобразованы в пигменты, которые можно использовать при создании иммерсивной инсталляции Sense of Heritage — пространства, погружаясь в которое человек получает аудиовизуальный опыт. Обработка данных, попытка понять, что же они на самом деле значат, заняла у нас полгода.

— Такого рода искусство-научное исследование нуждается в комментарии, своего рода инструкции по пользованию?

— Я стараюсь создавать искусство, доступное всем вне зависимости от возраста и происхождения, понятное для любого человека. Поэтому мой визуальный язык довольно абстрактен, он апеллирует к чувствам, а его восприятие не требует никаких дополнительных усилий, кроме присутствия в моменте. Но образовательное начало тоже присутствует: зрители могут своими собственными действиями активировать алгоритм, использованный при создании инсталляции, и увидеть, как он работает. Художники нечасто соглашаются показать «изнанку» своей работы, но я в этом отношении выступаю за открытость.

«Это абсолютно бессовестное, эгоистическое «потребительство». Как меценат Владимир Смирнов по любви собрал коллекцию для Третьяковки

— Как вам кажется, недалек тот час, когда машины начнут создавать искусство без участия человека?

— Сложно сказать. Для этого нужно обладать сознанием. Машины учатся у нас, но мы и сами не до конца понимаем, что же такое сознание. Если в какой-то момент у машины возникнет импульс заняться искусством, я его, безусловно, поддержу. Я бы даже согласился поработать в студии робота-художника.

Миллионные продажи: 20 самых дорогих современных художников России