«Такой выставки еще не было»: зачем в питерском «Манеже» собрали скульптуры, которые скрывали 200 лет
— Павел, кажется, что с точки зрения коммерческого успеха трудно найти что-то менее привлекательное, чем классическая скульптура.
— Для нас коммерциализация проектов не приоритет. Мы взялись за эту тему прежде всего потому, что она сложная и интересная. Очевидно, подобных выставок никогда не было в России.
К сожалению, скульптура в общественном сознании, даже достаточно подготовленном в художественном смысле, находится на периферии изобразительного искусства. В наших музеях ее часто воспринимают как часть интерьера. Она, как правило, на вторых ролях.
Хочется надеяться, что эта демонстрация абсолютно классических образцов русской скульптуры с середины XVIII до начала ХХ века (до, условно говоря, модернистских экспериментов) позволит изменить к ней отношение.
Выставка задумывалась достаточно давно, больше трех лет назад, и стала логическим продолжением нашей выставочной программы. Зимой 2019 года у нас был проект «Христос в темнице», посвященный иконографическому сюжету о заточении Христа в деревянной русской скульптуре. Деревянная скульптура привела нас к размышлениям о русской скульптуре в целом. А мысль о том, что такой выставки еще не было нигде и никогда, конечно, добавляла нам амбиций.
В проекте принимают участие предметы из 35 музеев. Нам очень важен внимательный, настойчивый отбор работ в экспозицию. Не в наших принципах отказываться от какой-то важной для выставки, с точки зрения кураторов, вещи, потому что она находится в Саратове, в Архангельске или, например, в Тюмени, а везти дорого, долго, сложно. Конечно, огромное количество работ на этой выставке из музеев Москвы и Петербурга, из Третьяковки и Русского музея, но там они практически недоступны для зрителей, чаще их держат в хранении. Поэтому мы рассчитываем, что выставка станет своего рода открытием этого вида изобразительного искусства для публики.
Традиционно зритель, приходя в музей, ловит взглядом живописные полотна, многофигурные сюжеты, какую-то историю, связанную с работой. Может быть, даже размер той или иной работы становится маркером, который позволит «зацепиться» вниманием и сосредоточиться на предмете.
Если мы говорим о русской живописи, первые, кто нам приходит в голову — это Репин, Айвазовский, Верещагин, Серов. Создатели масштабных хитов. Глядя на очереди, которые выстраиваются в музеи, мы видим, что восприятие русского искусства требует таких громких имен и проектов-блокбастеров. В русской академической скульптуре нет таких имен. Ну, правда, начинаешь перечислять: Орловский, Гордеев, Логановский, — эти имена широкой аудитории ничего не говорят. Даже само название выставки «От Шубина до Матвеева» вызывает какое-то замешательство.
— В чем провокация? Вы же специально так ее назвали?
— Специально мы добавили слово «классическая». Кураторы долго возражали. Они хотели, чтобы это была «Русская скульптура от Шубина до Матвеева». Я считаю, что слово «классическая» здорово определило границы того, о чем мы собираемся разговаривать со зрителем. Никакого обмана и провокации, все по-честному.
— Вы решили подсластить пилюлю и добавили музыкальный компонент в экспозицию. Работы сгруппированы куратором, и в каждой группе, отделенной кулисами-занавесями, звучит опера.
— Прежде всего в основе этого проекта лежит академический отбор скульптуры. Кураторский отбор ничуть не подыгрывал опере. Сначала, условно, образовался состав предметов — 150 работ, 65 авторов, — а потом режиссер Василий Бархатов пытался найти скульптуре место в оперном жанре.
Если вы внимательно посмотрите выставку, то заметите, что не все фигуры получили свои роли. Есть несколько, с моей точки зрения, выразительных сцен, которым не нашлось оперного воплощения. На выставке бросается в глаза, что скульптура — очень артистичный вид искусства. Например, Екатерина в образе богини Фемиды, античные облачения героев русской истории, их римские профили — это такое театральное заигрывание, своеобразный артистизм.
— В общем, вы соединили два вида искусства, к которым на самом деле утрачены ключи, где массовому зрителю требуется огромный труд, чтобы их воспринимать.
— Я бы назвал это совместным движением в сторону аудитории. Уверен, кто-то сделает для себя открытия в оперных партиях. А кто-то через оперные отрывки узнает скульптуру.
У нас есть что узнавать и открывать — очень много нового материала, невидимых прежде вещей, которые веками хранились в запасниках, не выходя на свет. Как говорит наш куратор Елена Вениаминовна Карпова из Русского музея, мы показываем условно ограниченный отбор, всего 150 предметов. Но это лучшие предметы. У нас нет вторичных вещей. Исходя из нашей практики, визуальный опыт зрителя на выставке — это 100-150 образов, которые можно достаточно вдумчиво, спокойно разглядывать, не перегружая свое сознание. Каждый выбирает свой, скажем так, уровень погружения в выставку. Мне кажется, 150 предметов — это оптимальное число даже для очень хорошо подготовленного зрителя, который готов провести больше полутора часов в экспозиции.
— Хронология оперы соответствует хронологии скульптуры?
— Нет. Так же, как и сама скульптура на выставке в каких-то местах выстроена по хронологии, а где-то — нет. Если скульптура только русская, то в опере мы решили обойтись без национальных границ.
Понятно, что русская скульптура этого периода сформировалась под влиянием европейской традиции. Большинство скульпторов — выпускники Императорской академии художеств. Почти каждый из них побывал в пенсионерских поездках в Италии, Франции, Дании, Англии.
— Петербург — культурная столица Европы.
— Это одна из идей. Мы говорим о культурных столицах Европы, здесь нет монополии. Быть одной из этих столиц — значит оставаться в диалоге с современностью, с современной интерпретацией, обязательно с локальной аудиторией. Часто культурные столицы воспринимаются как туристический хаб с огромной транзитной аудиторией. Но для города жизненно важно вести диалог с его резидентами, с теми, кто живет здесь постоянно. Для нас это важная идея, хотя Петербург и Москва, с моей точки зрения, это пока еще не один город, но уже очень близки к тому, чтобы стать одной агломерацией.
Мы не хотим конкурировать с туристическими must-see Санкт-Петербурга. Наши выставки — попытка ответить на вопрос, что именно не хватает петербургскому зрителю в городе. В нашем пространстве петербургский зритель редко встречается с туристами, мы выстраиваем долгий диалог от одного проекта к другому, посвященный разным видам визуального искусства.
— Как возник дизайн выставки, с парусами-занавесями, с ощущением полета, воздушности?
— Дизайн создали Александр Кривенцов и творческая мастерская «Циркуль». Архитекторы приступили к работе, когда академический отбор был уже завершен. То есть никакого подыгрывания.
Последовательно работа над проектом шла так: отбор скульптуры, затем появилась идея создать диалог с оперой, уже потом — адаптировать этот диалог с помощью архитектуры. Традиционно мы даем архитектору выставки много свободы, и первые эскизы, как правило, выглядят как полет фантазии, но дальше начинается техническая адаптация. Затем исследуем наши технологические возможности, сложность создания конструкций. Ну и, конечно, очевидный фильтр — это наш бюджет, который появляется на определенном этапе.
Нам очень важно первое впечатление от выставки. Мы просим архитекторов очень внимательно создать тот образ, который увидит зритель, заходя в зал. В этот раз мы остановились на идее путешествия сквозь театральное пространство, где смешивается сцена, реквизиторская, гримерка. Можно вернуться в фойе, потом снова подняться наверх, попасть в закулисье. Идеальная задача для архитектора выставки, на наш взгляд, в том, чтобы построить такое пространство, где зритель чувствует какую-то тему, проблему, но потом она понемногу исчезает, а внимание зрителя переключается на предметы.
Получилось или нет, решает зритель. Он — главный судья. Мы ориентируемся прежде всего на молодую активную аудиторию, в диапазоне 20-45 лет. На тех, кто уже способен внимательно относиться к искусству. Для них очень важна интерпретация, новая история, свободный диалог, зримый или незримый, с помощью или без экскурсий, медиации. Нас часто упрекают в том, что мы ориентируемся прежде всего на открытую новым смыслам аудиторию. Так оно и есть.