Однажды знаменитый голкипер Montreal Canadiens, один из главных хоккейных интеллектуалов Кен Драйден сказал: золотой век хоккея — это время, когда вам было 10 лет. В октябре 1974-го, когда в Москве проходила вторая часть суперсерии-1974 СССР — Канада (ВХА), мне было 9 лет. Я видел эти матчи, в том числе один — живьем. И помню силуэт — с аристократически прямой спиной — 46-летнего Горди Хоу, ровесника моего отца, который сидел здесь же, рядом со мной на трибуне «Лужников», а на лед выходили оба сына Хоу — Марк и Марти, 19 и 20 лет соответственно. Для скольких поколений Хоу олицетворял «золотой век», если он начинал в сезоне 1945/1946, а закончил в сезоне 1979/1980! А еще помню Бобби Халла — «Золотую ракету», человека, воплощавшего в себе одновременно пращу и стрелу, который тоже был мужчиной по нынешним спортивным понятиям возрастным, но быстрым, как сама шайба, пущенная им. В нем не было мистической пластики Валерия Харламова или баскетбольной мощи Александра Якушева, но в той суперсерии он набрал очков по системе гол плюс пас больше и того, и другого и забросил больше всех шайб — 7. Чем страшно гордился: ни один хоккеист из Северной Америки не забивал столько Владиславу Третьяку. Халл говорил о том, что исключение его из команды Канады в 1972 году за переход из НХЛ во Всемирную хоккейную ассоциацию (ВХА) за чек в миллион долларов стало самым сильным разочарованием в жизни. Но пиком карьеры он считал первый матч суперсерии-74: два гола и одна голевая передача, счет 3:3.
Наши выиграли в той суперсерии, начавшейся 17 сентября 1974-го как бы ремейком событий 2 сентября 1972 года в Монреале, когда состоялся во всех смыслах исторический первый мачт СССР — Канада (НХЛ). Символическое вбрасывание от Пьера Эллиотта Трюдо в 1972-м, принесшее ему трудную победу на выборах, было повторено спустя два года.
В 1974-м, несмотря на высочайший уровень показанного хоккея, по ощущениям все было не так свежо.
Большинство ждало, в отличие от 1972-го, поражения канадцев. ВХА, входившая в свой третий сезон, считалась лигой, уступавшей НХЛ. Наша сборная была моложе и быстрее, а ворота защищал вошедший в пик карьеры вундеркинд Владислав Третьяк — при всем уважении к подвижному Джерри Чиверсу, он был вратарем старой школы, ближе к 1960-м, стилистически примыкавшим к эре Жака Планта. Тем не менее сборная НХЛ-1972 тоже не отличалась молодостью, да и в те времена это не считалось большим недостатком, тем более в Канаде, а в сборной Канады-74 хватало блистательных и очень разнообразных звезд. К тому же ВХА считалась лигой, исповедовавшей в большей степени атакующий хоккей, чем НХЛ. Защитник Пэт Стэплтон, звезда серии-72, играл в паре с выдающимся дефенсменом Жан-Клодом Трамбле – оба перешли из НХЛ. Центрфорвард Ральф Бэкстрем, набравший в сезоне ВХА 83 очка, игравший в одной тройке с Горди Хоу и его сыном Марком. Марк Тардифф, Серж Бернье и Режан Уль (Тардифф и Уль успели поиграть в НХЛ в Montreal Canadiens) составили тройку French selection – парафраз энхаэловской тройки Рик Мартин — Жильбер Перро – Рене Робер из Buffalo Sabres, которых называли French connection. Легенды 1972-го – Фрэнк Маховлич, которому молва приписывает случайное отвинчивание гигантской люстры в холле гостиницы «Интурист» (искал кагэбэшные жучки), и Пол Хендерсон, автор победного года, заброшенного за 34 секунды до конца первой суперсерии в ворота Третьяка. Горди Хоу, «Железный локоть», «мистер Хоккей», 3 гола, 4 голевых передачи – он уступил в общем зачете только Халлу, Якушеву, Харламову и Бэкстрему. Билл Харрис, тренер, уж точно не уступавший экспансивному коучу-72 Гарри Синдену, швырявшему стулья на лед «Лужников»: за пять лет до суперсерии-74 он играл на чемпионате мира 1969-го против сборной СССР, а затем изучал игру русских, будучи тренером сборной Швеции на олимпиаде в Саппоро. Харрис пообещал джентльменскую игру. Подвел только Рик Лей, сломавший Харламова – но этого искушения мало кому удавалось избежать: хоккейный гений, чьи движения мог декодировать только криптограф, провоцировал на одно решение проблемы – удар по ногам, а то и по голове. У Лея был предшественник в 1972-м – Бобби Кларк, но оба они выглядели вегетарианцами по сравнению с Ван Импе, в буквальном смысле едва не убившим Харламова 11 января 1976-го в матче ЦСКА с Philadelphia Flyers – после этого инцидента тренер Константин Локтев увел свою команду в раздевалку.
Сборная СССР представляла собой вполне зрелый продукт смены поколений, начавшейся в конце 1960-х.
Это была конструкция-прообраз сборной, которую потом будет тренировать Виктор Тихонов. То есть в некотором смысле это был переходный период от эпохи Анатолия Тарасова — Аркадия Чернышева к эпохе Виктора Тихонова — Владимира Юрзинова. Только, конечно же, Борис Кулагин по прозвищу «Мао» (за разрез глаз) тоже был целой эпохой и в этом смысле совершенно незаслуженно остался в тени Тарасова, Тихонова и даже Всеволода Боброва, с которым он работал с 1972 года. 1974-й стал для него годом испытания и триумфа: после чемпионата мира в Хельсинки, когда Боброва за острый язык отправили в отставку, он возглавил сборную СССР и взял себе в помощники Константина Локтева из ЦСКА и Владимира Юрзинова из «Динамо» (Москва). Этот триумвират приводил к победам на чемпионате мира в 1975-м и в Олимпийских играх 1976 года, но на ЧМ-1976 и ЧМ-1977 случились два прокола – серебро и бронза вместо золота. Тогда-то и наступила эра Тихонова. Но именно при Кулагине, например, заиграла великолепная тройка Хельмут Балдерис – Виктор Жлуктов – Сергей Капустин. Причем это был продукт настоящей межкомандной селекции: «Динамо» (Рига) – ЦСКА – «Крылья Советов». Тихонов получил эту тройку в готовом виде – Балдериса и Капустина просто забрал в ЦСКА… В том же 1974-м Кулагин на один год прервал скучное доминирование в чемпионатах СССР армейского клуба: свежая и амбициозная команда «Крылья Советов» стала чемпионом Союза. Поэтому в сборной, которую Кулагин выставил против Канады в 1974-м в заявленном составе было 12 человек из «Крыльев» (хотя, конечно, в результате не все вышли на лед). Кроме того, конечно же, заслуга Боброва и Кулагина – восстановление в сборной СССР еще в декабре 1972-го тройки Михайлов — Петров — Харламов – после всех не слишком удачных тарасовских экспериментов. Тройка на чемпионате мира 1973 года в Москве забросила… 33 шайбы, из них Владимир Петров – 18.
Кленовый лист на льду
Франкофонный канадский писатель Рош Карье стал культовым и программным (с точки зрения даже школьной литературы), а цитата из его внешне простенького рассказа «Отвратительный кленовый лист на льду» попала на 5-долларовую купюру. О чем рассказ? 1946 год, Сен-Жюстин, Квебек, 2000 жителей. Школа, церковь, каток. После молитвы мальчишки скатываются от церкви на холме к катку – на коньках и с клюшками. Каждый – каждый! – в красно-синем свитере Montreal Canadiens c номером 9 на спине. Номером Мориса «Ракеты» Ришара. Мальчик вырастает из свитера. Его мать заказывает новый. По ошибке по почте приходит свитер заклятых врагов франкофонных Canadiens – англоязычных Toronto Maple Leafs. Мать заставляет мальчишку надеть этот свитер. Его ждет обструкция друзей и тренера, а местный священник отправляет отступника просить прощения у господа. В церкви мальчик просит Бога, чтобы тот наслал моль на свитер с кленовым листом.
Франкоканадская ментальность послевоенных лет. Но не только.
Верность команде и ее идолам, а также верность идолов команде – мог ли Ришар играть еще где-то, кроме Canadiens?! – свойство времен original six, тех лет, когда в НХЛ играло всего шесть команд. Да, конечно, эта чисто канадская ценность была размыта хоккейным рынком к началу 1970-х. Но когда возникла новая лига – Всемирная хоккейная ассоциация — и она стала скупать игроков, и первым знаковым приобретением была покупка за дикие деньги Бобби Халла, когда она разрослась не столько по Канаде, сколько по Соединенным Штатам, это и вовсе казалось не только порчей рынка зарплат и трансферов, но разрушением основ в ментально-моральном смысле. Старая канадская хоккейная матрица рушилась на глазах – игры с Советами, проникновение другого стиля игры, потом появление первых европейцев, шведов, в НХЛ, учреждение Rebel League, бунтующей лиги – ВХА, резкий рост зарплат, размывание ценности верности команде, игроки и команды из США… Затем пошли беглецы из соцлагеря – например, Вацлав Недомански – тот самый, который был «второй проблемой СССР» после острова Даманский. Что характерно, бежал не в НХЛ, а в ВХА, в Toronto Toros. Во Всемирной хоккейной ассоциации старые звезды обрели второе дыхание и заиграли едва ли не лучше прежнего. «Золотая ракета» считал, что его партнеры по звену в Winnipeg Jets Ульф Нильссон и Андерс Хедберг, звезды шведского хоккея, образовали с ним вообще «самую интересную тройку». Даже Жак Плант – в 46-летнем возрасте, в 1975-м, вернулся на лед в Edmonton Oilers. Это все равно что в здание Института марксизма-ленинизма неожиданно вошел бы лично Карл Маркс…
Так что серия СССР — Канада-74 уже не была в полной мере холодной войной на льду, битвой двух политических систем и двух хоккейных школ.
ВХА самоутверждалась в конкуренции с НХЛ. Сам хоккей превращался в более конкурентный. И он стал другим, перестал быть отдельно канадским и отдельно европейским. Правда, для этого должны были закончиться 1970-е, «красная машина» — ослабить свою хватку, канадский хоккей – оказаться заселенным бесчисленными шведами, чехами, словаками (братья Штястны бежали в Канаду втроем, а потом Петер Штястны нарожал новых хоккеистов – Пола и Яна), финнами, а потом и русским, и латышами. И пережить внутренний кризис середины того десятилетия. Кризис этот был связан с тяжелым явлением, отчасти спровоцированным дурновкусием публики и примитивизацией хоккейного рынка, -- невероятной жестокостью на площадке, превратившей хоккей в бойню и предмет дискуссий в канадском парламенте. Это была болезнь перехода, реакция на прекращение автаркии североамериканского хоккея. Послевоенные поколения уступали место молодежи на десятки сантиметров выше и много килограммов тяжелее. А главное, несмотря на образцы скорости, которые задавали по эту сторону океана Бобби Халл или Иван Курнуайе, а по ту сторону – Валерий Харламов и Хельмут Балдерис или быстро гаснувшие звезды вроде Бориса Александрова, новый хоккей становился гораздо более стремительным: старые записи даже лучших матчей кажутся сегодня замедленной съемкой.
Но для начала, в самой первой игре, просто сразу, на закуску, был подан один из исторических голов Валерия Харламова. По странной иронии хоккейной истории – почти полная калька его же гола в первой игре сентября 1972-го. Физику и химию его движений, которые начались еще в своей зоне, снова не смог разгадать никто из канадцев, включая вратаря Джерри Чиверса, хохмача и обладателя знаменитой маски с отмеченными на ней «швами», которые пришлось бы накладывать на лицо голкипера, будь оно незащищенным (отголоски старых споров канадских тренеров и вратарей «между собою», играть ли им в маске или нет). Собственно, Харламов много сделал для очеловечивания образа русских «комми». Валерий Борисович, басконец по матери, сын простого русского рабочего, невысокий и обаятельный, был человеческим лицом коммунизма. Вот уж кто рвал железный занавес по-настоящему без ущерба для советского патриотизма. Характерно, что, когда в 1978-м Борис Михайлов и Владислав Третьяк получили по ордену Ленина, Харламову дали только Трудового Красного Знамени (правда, во второй раз). Что-то в нем было все-таки несоветское. Наверное, он принадлежал миру…
Чувство льда
Хоккей -- исторический, политический, а главное – социокультурный феномен, чьи коды еще не разгаданы. Когда появилась моя книга, посвященная 40-летию суперсерии-72 «Холодная война на льду», изданная исключительно в подарочном формате, но при этом висевшая на нескольких сайтах, в том числе сайте Федерации хоккея России, на меня обрушился шквал писем и звонков с просьбой любой ценой отдать, передать, продать книгу. Наиболее пассионарные читатели просто проникали в редакцию, и я им дарил по несколько экземпляров. Это была не просто ностальгия по собственной молодости или детству, по настоящим кумирам. Читателям было важно ощущать от страниц книги запах разорванной изоленты, мышечной памятью обволакивать грани клюшки и зажмуриваться от снежной пыли после торможения на льду – как это бывало много лет тому назад. Главное – это чувство льда. Почти мистическое.
При этом хоккей не стал в России, даже сегодняшней, тем, чем он был и остается в Канаде и, подозреваю (по личному опыту общения) в Швеции и отчасти в Финляндии, Чехии и Словакии (для чехов хоккей еще стал и способом ответить Советскому Союз за вторжение в августе 1968-го). Помню недавний разговор о хоккее с депутатом шведского риксдага, на досуге -- детским тренером по хоккею, при этом… женщиной под 50. Подобного рода феномен у нас все-таки отсутствует, да еще на столь высоком государственном уровне…
Из того же классического рассказа о хоккейном свитере следует, что средний канадский мальчишка – в любом городке – жил в треугольнике «школа-церковь-каток», но именно каток был главным местом жизни и воспитания ценностей и чувств. Именно каток (общий и/или на заднем дворе дома) или замерзший лед озера (вариант: залива) были тем пространством, из которого рождались нация, равенство всех канадцев -- перед воротами, клюшкой и шайбой. Равенство детей итальянских эмигрантов Фила и Тони Эспозито и утонченного интеллектуала, обладавшего очевидными литературными способностями, юриста, выпускника Макгилла Кена Драйдена, уроженца далекого шахтерского поселка Бобби Кларка и франкофонного полицейского Ги Лапуана, не знавшего до той поры, пока он не попал в сборную, английского языка. Хоккей примирял французскую Канаду с английской – в этом смысле не было ничего более важного, чем суперсерии, затем Кубок Канады, Кубок вызова и начало участия настоящих мощных канадских сборных в чемпионатах мира второй половины 1970-х.
Именно хоккей стал клеем нации, ее базовым социальным капиталом, и он же открыл Канаду миру.
В СССР хоккей в течение примерно четверти века, отсчитывая от начала 1960-х, тоже был способом нарастить социальный капитал и одновременно социальным лифтом. Правда, несколько искаженным, потому что если на определенном этапе карьеры талант из глубинки не попадал в ЦСКА или хотя бы в одну из топовых московских команд, он не мог стать по-настоящему всесоюзной звездой. В Канаде первые лица в хоккее были иконами. У нас они становились не столько иконами, сколько героями, бойцами на передовой холодной войны, почти без права проигрыша. И в этом принципиальное отличие. Собственно, других героев не осталось, поэтому сегодняшние «патриоты» героизируют с помощью важнейшего из искусств, например, того же Валерия Харламова.
…Что же до ВХА, то кончина лиги знаменовала собой конец календарных и хоккейных 1970-х: начинание бизнесменов Гарри Дэвидсона и Денниса Мерфи, не слишком хорошо отличавших хоккейную клюшку от клюшки для гольфа, расширив географию североамериканского хоккея и способствовав изменению природы игры, умерло, подарив четыре франшизы НХЛ и завещав хоккейному миру масштабнейшую звезду, тогда еще совсем юного Уэйна Гретцки, автора классической фразы «Ненавижу посредственность!» Начиналась новая эпоха, возможно, не менее яркая. Но не провоцирующая такую щемящую ностальгию. Точнее, чувство льда.