В январе 2010 года на аэродроме в Рыбинске состоялось знакомство военных заказчиков с отечественным беспилотным летательным аппаратом «Аист», разработанным государственным концерном «Вега» по итогам войны в Южной Осетии. Машина весом 600 кг резво стартовала, при наборе скорости несколько раз вильнула, но все же оторвалась от земли. Уже в воздухе беспилотник завалился на бок, рухнул на землю и взорвался. Весной руководство Минобороны было вынуждено признать, что 5 млрд рублей, выделенных на разработку российских беспилотников, были потрачены впустую.
Неудача военных выглядела особенно показательно на фоне успешных полетов других российских беспилотников, разработанных частными компаниями, у которых министерство продукцию не покупает.
В августе 2012 года на заседании Совета безопасности президент Владимир Путин заявил, что хочет ослабить военную монополию госсектора, упростив процедуру создания новых предприятий и оборонных производств с участием частного бизнеса. Главным двигателем этого процесса стал новый куратор ВПК, вице-премьер Дмитрий Рогозин. «Я со многими нашими крупными олигархами, как их называют, беседую и их плечом так подталкиваю, ребята, ну давайте за мной вперед», — рассказывает он в интервью Forbes. По его мнению, бизнес мог бы взять на себя до трети гособоронзаказа, но пока боится рисковать. Почему для бизнеса загорелся зеленый свет?
Частный интерес
Военка всегда была крупной статьей расходов российского бюджета. В последние годы по политическим причинам государство начало масштабную программу перевооружения, намереваясь потратить на эти цели до 20 трлн рублей в ближайшие 10 лет. К 2015 году военный бюджет составит больше 3 трлн рублей (3,7% ВВП). Для частных компаний более 10 лет вход в эту отрасль был фактически закрыт. Сейчас госсектор, по оценкам экспертов, осваивает около 90% «военных» денег. Но в последний год правительство начало активно зазывать частников в оборонный сектор.
Причин неожиданного разворота к частному бизнесу несколько. Российская техника не блестяще проявила себя во время единственного реального испытания — пятидневной войны с Грузией. Вторая причина — это уже почти системный срыв гособоронзаказа (в 2009 году он не был выполнен и наполовину, в 2010-м — на 30%).
Расходы на армию превратились в главную тему политико-экономической повестки дня. Яростные споры идут на всех уровнях. В сентябре 2011-го за критику огромных военных расходов был отправлен в отставку вице-премьер Алексей Кудрин, затем из Объединенной судостроительной корпорации со скандалом уволился ее руководитель Роман Троценко (№104 в списке Forbes, состояние $950 млн), в октябре коллектив «Ижмаша» во главе со знаменитым конструктором Михаилом Калашниковым объявил, что предприятие вместе со своими брендами находится на грани исчезновения…
Кризис в отрасли и вынудил чиновников взглянуть на частный сектор. «Катализатором изменений было увольнение Кудрина, — рассказывает источник, близкий к правительству, — к Путину выстроилась огромная очередь: военные и Минфин жаловались, что денег нет, предприятия оборонпрома — что им выкручивают руки». И одновременно в приемной появились бизнесмены со словами, что готовы инвестировать, но нет ни схем, ни возможностей. Вопрос был отдан на проработку Рогозину, который написал начальникам докладную записку: в целом участию частного сектора ничто не мешает. Тогда же при правительственной Военно-промышленной комиссии был сформирован совет по частно-государственному партнерству, который возглавил министр по связям с открытым правительством Михаил Абызов. Комментировать эту тему он отказался.
Бизнесу интересна любая сфера, куда идут большие заказы и много денег, объясняет владелец холдинговой компании «Композит», член совета по ГЧП Леонид Меламед. Кроме него в совет включили 76 человек, среди которых бизнесмены и представители еще 20 компаний — Олег Дерипаска («Базэл»), Владимир Евтушенков (АФК «Система»), Андрей Козицын (УГМК), Дмитрий Разумов («Онэксим») Дмитрий Пумпянский (ТМК), Константин Николаев («Н-Транс»), Сергей Генералов (Fesco). Остальные — чиновники, депутаты, эксперты.
Как известно, американская армия почти полностью обеспечивается за счет производства и поставок частных компаний. В Европе из 84 контрактов по схеме ГЧП 12 выполнялись для оборонной отрасли (общая сумма контрактов в 2011 году составила €2,4 млрд). Чиновники, входящие в правительственную комиссию по ВПК, оценивают потенциал государственного партнерства в этой отрасли в 5 баллов из 10 (больше всего у транспортной инфраструктуры — 8,6).
Forbes рассмотрел судьбу четырех частных проектов в оборонной отрасли с разной историей. «Курганмашзавод» был приватизирован в 1990-е и работает на военных заказах со сталинских времен, ГК «Промтехнологии» делают винтовки «Орсис», которые нравятся Дмитрию Рогозину, пистолеты «Стриж» заслужили запись в твиттере Медведева, а создатели беспилотников «Эникс» много лет безуспешно пытаются доказать, что в России у частников тоже есть военные высокие технологии. Но у всех этих компаний есть одно общее: Минобороны их продукцию не покупает.
«Вызывает уважение только башня»
«Курганмашзавод» начали строить еще в 1939 году — тогда он задумывался как завод тяжелых кранов. Войну простоял, а с 1954 года стал производить первую продукцию — гусеничные тягачи и боевые машины пехоты (БМП). Теперь предприятие выпускает БМП-3, совместно с партнерами разрабатывает многоцелевой ракетный комплекс «Хризантема», самоходную артиллерийскую систему «Вена», дорожно-землеройную машину «Восторг» (названия присваиваются Министерством обороны).
Альберт Баков, совладелец предприятия, которое входит в концерн «Тракторные заводы», вспоминает, что вместе с партнером Михаилом Болотиным купил у «Сибура» «Курганмашзавод» на аукционе в начале 2000 годов. Ранее военного подразделения у бизнесменов не было, они занимались дорожно-строительной техникой. Вскоре они приобрели еще пару военных предприятий — Липецкий завод гусеничных тягачей и Волгоградский тракторный завод, который производит боевую машину десанта (БМД) и легкий танк «Спрут». «Это был период органического роста, — говорит Баков, — тогда покупалось все подряд, а что нахватали, смотрели потом».
«Курганмашзавод» достался новым собственникам в приличном состоянии. Заводу повезло — в середине 1990-х он получил крупные заказы из Арабских Эмиратов, Южной Кореи и Кипра, на них и продержался.
Баков говорит, что, работая с военными, планировать что-либо достаточно сложно. Минобороны никогда не проявляло интереса к липецким тягачам (вес 52 т): три года предприятие стояло, а полигон для испытаний застроили жильем. «И вдруг обращаются и говорят: а где наш чудесный тягач, выдайте нам 33 штуки», — вспоминает Баков.
Зато оборона всегда в государственном приоритете и устойчива к конъюнктуре мировых рынков. В кризис концерн «Тракторные заводы», где более половины составляет сельхозмашиностроение, оказался на грани банкротства. Но военный дивизион был устойчив (выручка у «Курганмашзавода» стабильна — около 7 млрд рублей, при этом убыточным был только 2011 год). Интерес к его покупке проявляли и государственный «Уралвагонзавод», и «Ростехнологии». Концерн просил правительство о госгарантиях, но получил кредит в ВЭБе на 15 млрд рублей. В итоге 100% акций компании перешло банку, и компания перестала быть частной. Денег, чтобы вернуть долги, пока у собственников нет.
Удивительная особенность предприятия состоит в том, что сейчас потребители его продукции — это Рособоронэкспорт и Минфин, который до сих пор закупает военную технику для поставок в рамках соглашения по урегулированию советских долгов. А Минобороны с 2009 года не купило у монополиста ни одной машины. Бывший замминистра обороны Владимир Поповкин сказал про БМП, «что в этом гробу никто ехать не хочет». Уже три года «Курганмашзавод» судится с министерством (слушания проходят в закрытом режиме), поскольку Минобороны, недовольное качеством, остановило приемку машины.
Баков указывает, что подобные проблемы возникли не только у «Тракторных заводов». К примеру, бронетранспортеры БТР-90, разработанные за бюджетные деньги Арзамасским машиностроительным заводом (входит в «Русские машины» Олега Дерипаски), тоже в последний момент не включили в госпрограмму вооружений из-за низкого качества. Модернизированный танк Т-90С, сконструированный «Уралвагонзаводом», понравился Путину, но был отвергнут Минобороны, поскольку «качественно выполнена и вызывает серьезное уважение только башня». Военные чиновники открытым текстом говорят, что иностранная техника лучше и дешевле — вместо отечественного танка Т-72 можно купить три немецких «Леопарда 2». Так же произошло и с гордостью военного подразделения Олега Дерипаски — бронемашиной «Тигр». Итальянские автомобили Iveco LMV M65, купленные Минобороны для сравнения, оказались заметно лучше по своим характеристикам, они полностью заменят российские «Тигры» в 2014 году (собираться бронемашина, получившая название «Рысь», будет на ремонтном заводе Минобороны в Воронеже).
«Министерство обороны идеализирует западные разработки, не понимая, что нельзя воспринимать их всерьез, — критикует такой подход вице-премьер Дмитрий Рогозин. — Проработав четыре года на Западе, я знаю хорошо: самое интересное и совершенное нам никто не продаст. А Минобороны, покупая уже готовые образцы (та же «Ивеко»), но при этом держа без финансирования собственную оборонную промышленность, ее уничтожит окончательно». Минобороны от комментариев отказалось.
«К иностранным закупкам нельзя относиться однозначно негативно, — возражает генеральный директор и совладелец омского Радиозавода имени
В. Попова Иван Поляков, — эта мера оживила законсервированную ситуацию в оборонно-промышленном комплексе».
Баков говорит, что заниматься тяжелой техникой он никому бы не советовал — начать с нуля практически невозможно, да и бессмысленно: будущее за новыми выстрелами и электроникой. «В Грузии — у них танк Т-72 и у нас, но они установили американские радиостанции и систему управления огнем. В итоге у них выстрел быстрее и они могут стрелять ночью. Вот во что надо инвестировать».
Винтовка миллиардеров
5 октября 2012 года президент Таджикистана Эмомали Рахмон праздновал 60-летие. Поздравить соседа с круглой датой приехал Владимир Путин, а в качестве подарка привез «новейшую снайперскую винтовку».
«Был звонок из администрации президента, — говорит гендиректор ГК «Промтехнологии» Алексей Сорокин. — Они сказали, что есть пожелание сделать подарок — винтовку Т-5000. По протоколу можно подарить только то, что сделано в России».
Бренд «Орсис» изначально задумывался как спортивный. Идею построить завод по производству винтовок продвигал сам Сорокин — мастер спорта СССР по пулевой стрельбе. Он почти 20 лет вынашивал эту идею: изучал влияние ветра на пулю, занимался вармитингом (спортивная охота на сурка), ездил в США к чемпиону мира по стрельбе и оружейнику Уэйну Кемпбеллу.
В Америку он поехал не один, а с другим фанатом высокоточной стрельбы — Светланой Николаевой, которая сыграла ключевую роль в старте бизнеса (ее муж — совладелец «Н-Транс» Константин Николаев — занимает 72-е место в списке Forbes). Николаеву идея строительства завода по производству высокоточных винтовок сразу понравилась. Начальные инвестиции в проект составили около 1 млрд рублей — стройка началась 15 мая 2010 года. Второго соинвестора уже привел Николаев — это холдинг Ru-com, который принадлежит министру и главе совета по ГЧП при военно-промышленной комиссии Михаилу Абызову (68-е место в списке Forbes). Абызов и Николаев отказались комментировать этот проект. Кроме того, до 2012 года в ГК «Промтехнологии» работал заместителем директора сын Дмитрия Рогозина Алексей.
«Мы сразу решили строить с нуля, а не покупать какой-то ФГУП, — делится опытом Алексей Сорокин. — Вот у вас желание построить высокотехнологичный дворец, приходишь, а там покосившаяся изба — все равно придется сносить».
Сейчас предприятие производит около 1200 винтовок в год — для спортивной стрельбы и охоты. Выбор очень большой, винтовку можно сделать под заказ, в ассортименте есть даже розовые винтовки с коротким прикладом Barbie gun. Финансовые показатели компания не раскрывает. По расчетам Forbes, выручка составляет около 150 млн рублей.
Сейчас винтовка Т-5000 проходит испытания в институте «Точмаш», после них ее смогут покупать силовики. На потенциальные заказы силовых ведомств менеджмент возлагает особые надежды. Если винтовку начнут покупать силовые ведомства, то предприятие сможет выйти на максимальную загрузку — 5000 винтовок в год.
Безоблачные перспективы бизнеса портит Минобороны. Два года назад министерство уже объявило, что планирует снять с вооружения легендарную снайперскую винтовку Драгунова (производит государственный завод «Ижмаш») и перевооружить снайперов. В 2010 году оно впервые закупило иностранные винтовки для нужд ВДВ системы Mannlicher, объявив, что закупки продолжатся.
Сорокин вспоминает, как на одном из совещаний в присутствии Медведева у него состоялась пикировка с Сердюковым: «Он говорит: сколько стоит ваша винтовка? Я отвечаю: 180 000 в розницу. Он говорит: а мы покупаем австрийский Mannlicher за 150 000. Я говорю: хорошо, мы готовы начать поставки по 145 000. И что? И ничего». В Минобороны не ответили на вопросы Forbes.
Военные не единственные заказчики, на которых рассчитывает Сорокин. Есть 17 силовых ведомств, которым винтовка может быть интересна, — это МВД, ФСБ, ФСО, таможенники, внутренние войска. «Заказ Минобороны вкусный, взять его — это несколько лет загрузки предприятия. Но пока я перспектив не вижу, а с остальными силовыми ведомствами идет более продуктивный диалог», — говорит Сорокин.
Сотрудник государственного предприятия — производителя оружия — не сомневается, что у «Промтехнологий» большие перспективы с таким лобби, как Рогозин. По его словам, испытания ЦНИИ «Точмаш» показали, что «Орсис» не прошла испытания холодом и развалилась при температуре –50°С. «Однако протокол об этом так и не был подписан». «Об итогах испытаний говорить рано, их должен озвучить институт «Точмаш», другие комментарии не корректны», — говорит представитель ГК «Промтехнологии».
Быстрая птичка
Третьего октября 2012 года премьер-министр Дмитрий Медведев, одетый в черную кожаную куртку, старательно целился в мишень на стрелковом полигоне ЦНИИ «Точмаш», где испытываются новые разработки стрелкового оружия. В руках у него пистолет, на кожухе которого крупным буквами выгравировано: «Стриж». Глава правительства в тот день успел пострелять почти из всех образцов представленного оружия, но «Стриж» ему понравился больше других, уверяет создатель пистолета, совладелец фирмы Arsenal Firearms Дмитрий Стрешинский. Действительно, по итогам поездки в твиттере премьера появилась фотография с пистолетом и подпись: «Новый пистолет «Стриж» — перспективная разработка наших оружейников».
Формально «Стриж» — разработка не совсем российская. Компания Arsenal Firearms зарегистрирована в Италии, и 10% в ней принадлежат итальянцу Николло Бандини. Он, по словам Стрешинского, известный в оружейном мире журналист. В 1994 году европейские спецслужбы у берегов Италии арестовали судно с двумя тоннами оружия на борту. По бумагам компания Global Technologies International Inc. поставляла груз в Нигерию, но европейцы утверждали, что это контрабанда с Украины в воюющую Югославию. За груз отвечал Стрешинский. Суд в Италии в марте 2003 года признал его виновным в поставках оружия в обход санкций ООН и приговорил почти к двум годам условно.
Семь лет назад Стрешинский организовал производство миниатюрного стрелкового оружия. Пистолеты, автоматы, винтовки и даже пулеметы фирма Стрешинского делала в масштабе один к двум. Средняя цена экземпляра достигала €20 000, а выручка компании — €20 млн в год. Среди поклонников мини-пистолетов, рассказывает Стрешинский, был даже король Испании Хуан Карлос.
Кто же попросил оружейника переключиться с миниатюр на настоящие боевые пистолеты? Сам он рассказывает такую историю: «Полтора года назад мне сказали, старик, уже все разваливается, давай, надо стране помочь. Кто сказал? Люди, стоящие у руководства страны».
В начале октября в интервью радиостанции «БФМ» Дмитрий Рогозин признавался, что именно он предложил Стрешинскому назвать пистолет «Стрижом», поскольку «стриж — самая быстрая птичка на свете». Сам Стрешинский обсуждать эту тему отказывается.
Сейчас, как и в случае с винтовкой, «Стриж» будут проверять в различных условиях, чтобы получить одобрение Минобороны. Вообще Минобороны и МВД уже давно объявили, что принимают на вооружение взамен ПМ пистолет Ярыгина («Грач»), разработанный еще по заказу Минобороны СССР на Ижевском механическом заводе. Стрешинский уверяет, что его пистолет лучше. «При живом конструкторе не очень корректно критиковать, но, с моей точки зрения, система куркового пистолета Браунинга-Петтера отжила свое, да и качество изготовления, мягко говоря, оставляет желать лучшего», — говорит предприниматель.
Если все получится, то заводам первого в России частного производителя пистолетов работы хватит на многие годы. Сейчас пистолет Макарова, находящийся на вооружении в армии и полиции, официально признан морально устаревшим. «Точную цифру не буду говорить. Но это сотни тысяч», — говорит об объемах возможного госзаказа Стрешинский.
Война с удаленным доступом
В войне с Грузией 2008 года Россия потеряла три штурмовика и один самолет-разведчик (стоимость каждого — от $3 до $5 млн). Цена беспилотных воздушных мишеней, которые выпускает казанская компания «Эникс» для испытаний средств ПВО, — около 2 млн рублей. «Запустили бы на Тбилиси, они бы всю грузинскую ПВО вычислили и засняли, — разводит руками Валерий Побежимов, генеральный директор «Эникс». — Но о нас вспомнили, когда уже самолеты потеряли». По просьбе военных компания оперативно поставила один комплекс с несколькими беспилотными летательными аппаратами (БПЛА) в Южную Осетию, но, пока искали подготовленного оператора по управлению БПЛА и разворачивали технику, война закончилась.
В южноосетинском конфликте беспилотниками активно пользовалась только грузинская сторона, которая перед войной закупила несколько десятков аппаратов в Израиле. У российской армии современных беспилотников не оказалось, притом что в 1970–1980 годы советский ВПК был мировым лидером по их количеству. «В России и сейчас отличные аппараты производятся, но военные их не видят, — говорит Валерий Побежимов. — Наши беспилотники закупают МВД, ФСБ, МЧС, но только не Минобороны».
Побежимов создал частную компанию по производству БПЛА в 1988 году. Главный конструктор казанского КБ «Сокол», в котором Побежимов возглавлял отдел перспективных разработок, вызвал его однажды к себе и честно признался, что заказов от государства больше не будет. Посоветовал забрать из отдела сотрудников и создать с ними кооператив, что разработчик и сделал. Компания начиналась с 20 сотрудников, сейчас в ней работает 160 человек. В 1990 году «Эникс» выиграл заказ Министерства обороны на создание БПЛА для ракет, которая могла бы вести разведку и передавать данные для корректировки огня. Контракт был заключен на 9 лет, но в 1996 году, когда был закончен первый этап создания аппарата, заказ передали в один из государственных концернов. «Мне сказали, что такую важную государственную разработку частной компании доверить нельзя, хотя все допуски у меня были», — рассказывает Побежимов. Концерн затребовал у него всю техническую документацию, но обиженный разработчик ее не отдал. Итог: концерн так и не создал беспилотник для ракеты, а в модельном ряде частного «Эникса» он присутствует.
При советской власти основатель «Эникса» разрабатывал дорогостоящие беспилотники больших размеров и весом в сотни килограммов. В рыночных условиях ему пришлось переориентироваться на малые формы, на самый емкий сегмент — аппараты весом от 1 до 100 кг. Небольшие БПЛА стали пользоваться хорошим спросом у спецслужб, МЧС, охранных предприятий. Среди заказчиков появились даже арктические экспедиции. Бесперебойная работа беспилотников при критически низких температурах — особая гордость Побежимова. Часть продукции (около 30%) «Эникс» через «Рособоронэкспорт» продает за рубеж, военными заказчиками фирма так и осталась не замечена.
Вскоре после окончания войны с Грузией, в апреле 2009 года Россия закупила у Израиля 12 беспилотников за $53 млн, позже был заключен контракт стоимостью $100 млн на покупку еще 36 аппаратов.
В апреле 2010 года стало известно, что российская армия подписала контракт стоимостью $400 млн на производство израильских БПЛА в России. Об отечественном производителе военные вспомнили только недавно: в 2011 году несколько аппаратов в виде эксперимента взяли для одной из дивизий сухопутных войск, а в августе 2012-го беспилотники от «Эникса» прошли государственные летные испытания.
Но на военные заказы Валерий Побежимов не надеется: «Конкурсы проводятся между своими на взаимовыгодной основе, а я 30–40% «отката» платить не могу, как и долю от импортного контракта за продвижение той же израильской продукции на российском рынке», — категорично заявляет разработчик. Новости вроде той, что военные собираются потратить 11 млрд рублей на адаптацию к российским условиям уже закупленных израильских машин, только добавляют ему эмоций. «Ясно же было, что аппараты, способные работать при температуре не ниже нуля, для России не годятся! Кроме того, они не могут работать ниже 300 м, а у нас облачно почти круглый год», — перечисляет недостатки разработчик. И можно ли доверять иностранной электронной начинке? «Да, в них есть компоненты, которые русские не могут вскрывать: они сгорят просто при вскрытии. Что там и как себя поведет в случае чего, неизвестно», — говорит Евгений Комраков, вице-президент и совладелец группы «Транзас» (компания выиграла конкурс на разработку БПЛА по заказу Минобороны).
Продукт непротивления сторон
Неудачные примеры взаимодействия частного бизнеса и государства в оборонке, похоже, не очень пугают потенциальных инвесторов. Леонид Меламед уже знает, о чем будет говорить своему бывшему коллеге по РАО ЕЭС Михаилу Абызову на заседании совета по ГЧП. Необходимо определить пилотные направления, где первоначальные капиталовложения небольшие и барьер на выход невысок. В материалах комиссии по ВПК говорится, что пилотными объектами для государственно-частного партнерства могут стать стрелковое оружие, утилизация боеприпасов и модернизация производственных мощностей.
«Пока частные компании, по всей видимости, сосредоточатся на производстве компонентов, будут встроены в одну производственную цепочку с государственными предприятиями, — считает Чемезов, — но, возможно, бизнесу удастся закрепиться на каких-то принципиально новых направлениях, которыми государственные предприятия не занимались». Он надеется на участие частного капитала в покупке акций холдингов госкорпорации, семь из которых к 2017 году нацелились на IPO.
Рогозин говорит, что доклад президенту о привлечении в оборону частного капитала уже почти готов. Его вывод: «Оставьте государству только то, что не может сделать предприниматель». Ограничения коснутся направлений с грифом особой важности, например, стратегических ядерных сил — «все остальное, если бизнес потянет, флаг ему в руки».
Сейчас почти все поставщики оборонной продукции — монополисты. Для них не проводятся конкурсы, а цена формируется в переговорах между Минобороны и производителем. Минобороны официально установило норму рентабельности для головного заказчика — 20% и его подрядчиков — 1%. Уходя со своего поста, глава ОСК Роман Троценко назвал требования Минобороны «экономическим самоубийством».
Жесткие условия заказчика не единственная проблема, с которой рискуют столкнуться частники. Госпрограмма вооружений — секретный документ, о ее параметрах можно узнать, только получив доступ к гостайне, во многих случаях инвесторам придется сдать загранпаспорт в компетентные органы (более половины статей бюджета по направлению «Национальная оборона» в России являются секретными, в США — 10%). «Военные грифуют даже поздравления с Новым годом, им так привычнее», — уточняет бывший чиновник аппарата правительства.
Следствие тотальной секретности — высокий уровень коррупции. Топ-менеджер частной компании — разработчика ракетных систем наведения — говорит, что люди, «решающие вопросы» в этой сфере, берут около 30–40% стоимости заказа, хотя сейчас, по его словам, «стало поменьше».
Изменятся ли правила игры после замены Игоря Сердюкова на Сергея Шойгу? Валерий Побежимов из «Эникса», который поставляет беспилотники МЧС, назначением очень доволен: «В МЧС была создана эффективная система работы с частным бизнесом. Они сами ищут технику, ездят, смотрят, отбирают и закупают».
Будучи министром чрезвычайных ситуаций, Шойгу тоже занимался перевооружением своего ведомства, на него было заложено 43 млрд рублей до 2015 года. Шойгу тогда в основном закупал российское: самолеты-амфибии Бе-200, вертолеты Ка-32 и Ми-26. Но, в отличие от Минобороны, в заказах МЧС находилось место и для частного бизнеса — к примеру, разминированием занимается компания «Эмерком-Демайнинг» (совместное предприятие МЧС и частной «Нафтасиб»), к испытаниям принят мотовездеход компании «Русская механика». Однако пожарная техника министерство смущала — в 2010 году было куплено 130 машин австрийско-российского предприятия «ПО Спецтехника» при совместном участии ЗИЛа и австрийской фирмы Rosenbauer.
Министр поменялся, но Верховный главнокомандующий остался прежним, указывает главный научный сотрудник Института экономической политики им. Гайдара Виталий Цымбал. Ключевые документы, такие как стратегия национальной безопасности, военная доктрина и госпрограмма вооружений, уже приняты, так что вряд ли произойдут радикальные изменения политики. Главная задача, которую ставят перед Шойгу, — это борьба с коррупцией, считает он.
Так что, похоже, с бизнесом в Минобороны начнут работать. Вопрос только в том, по каким правилам.