В 20 километрах к северу от столицы на берегу канала имени Москвы стоит село Жостово. Обычный подмосковный населенный пункт: зеленые луга, одноэтажная застройка, рядом дачи. Одно отличие — в окнах жостовских домов блестят на солнце лакированные подносы, разрисованные цветами и фруктами, и это не предметы быта, а товар, выставленный на продажу. В Жостове живут около 1000 человек, 80 из них работают художниками на местной фабрике, еще несколько десятков расписывают подносы на дому. Один из мастеров-надомников объясняет, почему он не идет работать на фабрику: «Все равно ее скоро снесут и понастроят коттеджей».
Жостовская ордена «Знак Почета» фабрика декоративной росписи еще три года назад находилась под процедурой банкротства, в ходе которой уволили всех художников. Принадлежащие фабрике пять гектаров земли прилегают непосредственно к воде, и, по оценкам риелторов, сотка здесь стоит около $20 000. Сложите два этих обстоятельства, и вам станет понятен пессимизм художника. Можно ли разубедить его? Новый хозяин фабрики пытался.
«Я говорил им: есть у меня уже коттедж, зачем мне еще?» — рассказывает Forbes Борис Булочник, председатель правления московского Мастер-банка. Именно этот банк купил в 2004 году фабрику после торгов, проведенных в рамках конкурсного производства. Зачем успешной кредитной организации с активами 27 млрд рублей (67-е место среди российских банков, по данным Интерфакс-ЦЭА) изготовители подносов с выручкой 20 млн рублей? Булочник и вправду объясняет смысл покупки не очень внятно. «Культура, наука, искусство, образование и здравоохранение вытянут нашу страну», — перечисляет он.
Он не рассказывает, за какую сумму была куплена фабрика и почему именно Мастер-банк был назначен финансовым агентом при продаже имущества банкрота. Борис Булочник вообще слывет одним из самых закрытых российских банкиров, даже партнеры по бизнесу только пожимают плечами, когда им задают вопросы о нем. Ключевые посты в своем банке, славящемся одной из крупнейших в России сетей многофункциональных банкоматов, он доверил ближайшим родственникам: совет директоров возглавляет жена Надежда, а сын Александр — первый заместитель председателя правления.
Мы встречаемся с главой банка в центральном офисе. Два часа дня, но на столе в кабинете мерцает свеча. Перед ней, как раскрытая книга, стоит фоторамка, с внешней стороны вставлены две фотографии, которые Булочник снял в Непале, внутри — женский образ, дань уважения Матери Мира. Так поклонники учения Николая Рериха называют его жену Елену Ивановну, которая в 1920-е годы записала в Западных Гималаях свои беседы с великими учителями (махатмами), объединив их в «живую этику» (агни-йогу). Это эзотерическое учение, перекликающееся с традиционными индийскими религиями и буддизмом и имеющее последователей в России, США и Индии. О том, что глава Мастер-банка увлечен учением Рерихов, можно догадаться и не заходя в его кабинет. Логотип банка с тремя кругами повторяет символ триединства Николая Рериха. Собственно, и слово «мастер» в названии неспроста — так рериховцы называют основателя учения.
Первый шаг к знакомству с «живой этикой» будущий глава Мастер-банка сделал еще в 1970-х годах, когда учился в Одесском инженерно-строительном институте. Тогда он прочел книгу «Годы и дни Мадраса» известной советской исследовательницы Индии Людмилы Шапошниковой и заинтересовался восточной культурой и религиями. Молодого инженера переводили с одной социалистической стройки на другую: он работал на строительстве Камского автомобильного завода и олимпийских объектов в Москве, а в 1980-е семья Булочника провела четыре года во Вьетнаме, где СССР строил гидроэлектростанцию. В 1987-м Булочник вернулся на родину, основал торговый кооператив, из которого в начале 1990-х и вырос банк.
Примерно тогда же бизнесмен встретился с кумиром своей молодости Шапошниковой, которая к тому времени стала доверенным лицом второго поколения Рерихов и руководила перемещением архивов семьи — 4,5 т бумаг и картин — в Россию. С тех пор Булочник помогает учрежденному в Москве Международному центру Рерихов (МЦР) во всех его начинаниях. Реконструкция бывшей усадьбы Лопухиных в центре Москвы, где сейчас располагается музей имени Николая Рериха, стоила ему, как говорят в МЦР, нескольких миллионов долларов.
Вокруг наследия Рериха последние 15 лет кипят нешуточные страсти. В 1993 году, например, вышло постановление правительства, по которому усадьба Лопухиных, где уже располагались музей и МЦР, передавалась Музею Востока (для организации там альтернативного, государственного музея Рериха). МЦР отстоял усадьбу в судах. Другую проблему решить пока не удалось: 288 картин Николая Рериха и его сына, которые в 1974 году были переданы семьей для временного экспонирования в Советском Союзе, продолжают храниться в Музее Востока. В Центре Рерихов уверены, что картины, как и все наследие Рерихов, должны находиться у них. Цена вопроса растет вместе со стоимостью рериховской живописи. Для примера: в апреле 2006 года полотно «Лао Цзы» Николая Рериха из частной коллекции было продано на аукционе Sotheby’s за $2,2 млн.
Сильным ударом для сторонников «живой этики», принимавшей все мировые религии, стало определение Русской православной церкви «О псевдохристианских сектах, неоязычестве и оккультизме». В нем учение Рерихов приведено рядом с сектами «Белое братство» и «Церковь последнего завета». Раскололись и сами рериховцы. Не признающие МЦР региональные общества обвиняют центр в узурпации власти и в том, что он живет на «нечистые» деньги от банковских операций. «Живая этика» это якобы запрещает. Булочник коротко комментирует: «Таких запретов там нет».
Став хозяином жостовской фабрики, банкир-рериховец лично поехал убеждать местных мастеров, что не собирается закрывать промысел. Но объяснить философию агни-йоги деревенским художникам ему не удалось. Подносы в Жостове делают уже 170 лет, при советской власти народные промыслы тщательно культивировались, да и потом, вплоть до банкротства, местная фабрика оставалась государственной. Жители Жостова и теперь уверены, что их промысел может существовать и развиваться только под государственным присмотром. Так же считали и чиновники — Министерство культуры и Минимущества последовательно оспаривали в судах банкротство фабрики и ее продажу. (Мастер-банк фабрику отстоял.)
Что изменилось за три года с тех пор? «Стали закупать хорошие краски, лак, изучили спрос, наладили продажи», — рассказывает Борис Булочник. Шесть прессов для штамповки подносов, сушильные камеры, музей и помещение, где работают жостовские художники, занимают теперь треть отремонтированного производственного комплекса. Остальные площади сдаются в аренду, в том числе производителям фарфоровых статуэток и пластиковых окон.
За два года руководства фабрикой новый гендиректор Наталия Логвинова изучила технику росписи всех мастеров и без ошибки определяет, чьи именно цветы изображены на подносе. Ни один поднос не повторяется — у каждого художника свой стиль, мастерство передают ученикам, как правило, набирая их из местных жителей. Недавно при участии фабрики открылось отделение жостовской росписи в Федоскинском художественном училище. Это село находится на другой стороне канала имени Москвы и известно своей лаковой миниатюрой.
Карманная визитница Логвиновой расписана жостовскими мастерами, цветы изображены на мобильном телефоне главного маркетолога фабрики. И это одна из идей гендиректора: продвигать жостовский рисунок, где только можно. Она организовала экскурсии для московских школьников и мастер-классы, в том числе корпоративные: в прошлом году сотрудники московского офиса компании Red Bull расписывали подносы «В духе Red Bull». В январе жостовская фабрика проводила мастер-классы на фестивале «Русская зима» в Лондоне, а год назад художники Логвиновой провели урок для жен лидеров стран «Большой восьмерки» во время саммита в Санкт-Петербурге. (По словам гендиректора, цветы на подносе у Лоры Буш получились не очень, но жена американского президента первой прислала на фабрику письмо с благодарностями за урок и подаренный ей жостовский поднос.)
Логвинова мечтает о том, что старый корпус фабрики снесут (так что тот мастер-надомник, возможно, прав), построят новые цеха, гостиницу и на мастер-классы смогут приезжать иностранцы.
А Борис Булочник помимо Жостова готов участвовать в других проектах, никак не связанных напрямую с банковским бизнесом. И, как всегда, делясь планами, он старается не вдаваться в детали. «Мы развиваем производство лучших в стране фрезерных станков, делаем кондиционеры, которые пользуются огромной популярностью», — говорит он, отказываясь привести даже названия торговых марок.
Возможно, эта всеядность — следствие приверженности учению Рериха: согласно «живой этике», чем больше препятствий преодолеет человек «в плотном мире», тем короче будет путь в «огненный высший мир». Так сказал махатма.
Кому принадлежат народные ремесла
Производство многих русских сувениров давно перешло в частные руки. Где-то новые собственники пытаются возродить традиции, где-то просто поддерживают фабрики на уровне безубыточности. По оценкам председателя правления ассоциации «Народные художественные промыслы России» Геннадия Дрожжина, годовой оборот отечественных традиционных ремесел составляет примерно 3 млрд рублей.
- Хохлома
Технология золочения деревянных изделий — хохломская роспись — пришла из иконописи, но это не помешало советским работникам сделать хохлому одним из символов социалистического государства. Производственное объединение «Хохломская роспись» находится в городе Семенове Нижегородской области. Николай Коротков, генеральный директор фабрики и ее крупнейший акционер (ему принадлежит 9% предприятия), уверяет, что проблем со сбытом ложек и плошек никогда не было. На протяжении последних лет выручка предприятия растет примерно на 10% в год, в прошлом году фабрика продала продукции на 210 млн рублей (правда, половина выручки пришлась на обычную мебель). Предприятие активно работает с заказами крупных компаний, оформляя корпоративные подарки.
- Гжель
В 1996 году собственником Гжельского фарфорового завода стал Алексей Резников, владелец автомобильной компании «Ирито» (крупный продавец китайских автомобилей). Он покупал подмосковный завод, чтобы наладить на нем производство уникального металла для печей, но пришлось заняться и основной продукцией: помимо расписных фарфоровых сувениров, предприятие выпускало электроизоляторы. «Завод вытянул кучу сил и средств, — рассказывает Резников в интервью Forbes. — Работала система всеобщего воровства». За минувшие 10 лет Резников повысил объем производства в 30 раз, до $20 млн, из них около 20% приносит гжельский фарфор. В нынешнем виде гжельский фарфор производится с начала XIX века.
- Павловопосадский платок
В 1795 году крестьянин Иван Лабзин основал производство, которое впоследствии выросло в Павловопосадскую платочную мануфактуру. В начале XX века это был крупнейший производитель шерстяных платков и шалей в России. Сегодня фабрикой, а заодно Союзом «Народные и художественные промыслы Московской области» руководит Владимир Стулов. Ему принадлежит более 90% в капитале предприятия (по данным информационной системы «Спарк-Эмитент»). В 2005 году компания продала продукции на 291 млн рублей, на 23 млн рублей больше, чем годом ранее (более свежих данных нет). Любопытный исторический факт: Василий Грязнов, совладелец мануфактуры в XIX веке, в 1999 году был канонизирован Русской православной церковью в лике местночтимого святого.