Жизнь Александрины Маркво течет по замысловатому сценарию. Сооснователь модного агентства, светская львица, глава продюсерского бюро (организует культурные мероприятия) вместо глянцевых обзоров обосновалась в сводках криминальных новостей. Объявлена в розыск, просит убежища в Великобритании. В интервью Forbes Woman — рассказ о «деле Маркво» и о том, как личная жизнь становится политическим кейсом.
— Почему вы все-таки в Лондоне? У вас были другие варианты, куда уезжать?
А. М.: На самом деле мы не собирались переезжать в Лондон или куда-либо еще. В начале года Володя [Ашурков] еще планировал избираться в Мосгордуму и готовился к кампании, а я была беременна и рассчитывала родить нашего сына у того же английского врача, у которого семь с половиной лет назад родилась моя дочь Ариадна. Он в определенном смысле спас ей жизнь, роды были с осложнениями. Тогда мне стало очевидно, что он хорошо понимает мою сложносочиненную конституцию и что следующих детей я буду рожать у него. Ашурков, кстати, прохладно отнесся к этой идее. Рождение сына по времени совпадало с планировавшейся интенсивной избирательной кампанией, и ему не очень нравилась перспектива проводить много времени в Лондоне. В общем, он смотрел на меня как на капризную беременную. Но в марте, когда я была на восьмом месяце, у нас случился знаменитый обыск, который потом показали по всем телеканалам: в 7 утра десять человек в черном, один из которых держал в руках включенную камеру, ворвались к нам домой. Формально обыск не имел к нам отношения — люди в черном якобы искали человека, у жены которого мы снимали квартиру. В тот же вечер нас показали в прайм-тайм на НТВ, и стало понятно, что давление на Володю усиливается. Идея уехать в Лондон на время родов и посмотреть, как будут дальше развиваться события, показалась нам оптимальной.
— Это не была эмиграция?
А. М.: Конечно, нет. Мы и сейчас не думаем о себе как об эмигрантах. А в апреле 2014 года мы приехали в Лондон с двумя чемоданами, планировали провести там два месяца и вернуться домой. Ариадна была записана в школу в Москве, в сентябре она должна была пойти в первый класс.
То, что мы здесь надолго, стало понятно, когда Николе было 7 дней.
На Володю и двух его коллег было заведено уголовное дело, связанное с финансированием мэрской кампании Навального.
— Ты упомянула, что вы раздумываете над тем, что делать в Лондоне дальше. Уже есть какие-то идеи?
А. М.: О, у нас много разных планов и идей. Мы участвуем в нескольких стартапах в области интернет-сервисов и электронной коммерции. Лондон — достаточно привлекательное место с точки зрения креативных и предпринимательских возможностей.
— Ты говоришь «мы». Здесь вы выступаете как партнеры?
А. М.: Да.
— Не все знают, чем ты занималась раньше, до «дела Маркво». На чем специализировалось, например, твое «Бюро 17»?
А. М.: «Бюро 17» занималось организацией проектов в области современного искусства, литературы и просвещения. Возможно, название «Бюро 17» мало кому известно, но наши проекты «Книги в парках», фестиваль BookMarket и конкурс буктрейлеров в Москве были точно на слуху. Наша деятельность была нацелена на самую широкую аудиторию.
Одним из основных направлений «Бюро 17» была популяризация чтения, мы ставили перед собой задачу сделать книжки и литературные мероприятия частью модной городской среды. Всего за эти годы мы организовали и провели около 500 лекций, выступлений известных и начинающих писателей, поэтических битв, театральных чтений, встреч, дебатов, презентаций книг, детских литературных мероприятий, мастер-классов. Помимо писателей в них участвовали художники, режиссеры, архитекторы, философы, ученые и музыканты. Нам нравилось делать проекты на стыке жанров, подтверждая тезис, что текст лежит в основе всего.
Мы привозили разных интересных людей, от нобелевского лауреата Константина Новоселова, открывшего графен (он единственный раз выступил в Москве на площадке фестиваля BookMarket), до знаменитого британского архитектора Томаса Хизервика, который выступал на фестивале «Книги в парках». О наших проектах довольно много писали, нас регулярно показывали по ТВ и упоминали в разных почетных списках типа «событий года» или «того, что надо делать в городе этим летом».
Смешно, что Следственный комитет обвиняет нас в том, что мы не проводили никаких мероприятий, а только предоставляли фальшивые отчеты или что у нас выступали только критики власти — члены «Координационного совета оппозиции» и Лиги избирателей, что, конечно, неправда. Мне кажется, что практически все российские писатели хотя бы раз в том или ином качестве поучаствовали в «Книгах в парках» или фестивале BookMarket.
— Как ты узнала, что появилось «дело Маркво»? Как заметка в газете переросла в реальную угрозу?
А. М.: Если честно, я до сих пор не могу избавиться от ощущения полного абсурда. Для меня это происходит в каком-то параллельном кафкианском мире.
Я надеюсь, что однажды проснусь и узнаю, что все обвинения сняты и это был розыгрыш.
Той ночью, когда появилась эта статья в «Лайфньюз», мы были где-то на ужине с друзьями. Вдруг начали приходить сообщения с просьбой дать комментарий. Мы открыли твиттер и узнали, что «Кремль финансировал Навального» через мои компании. В силу юридических причин мы не могли тогда комментировать это или давать интервью.
— А как твой муж Владимир Ашурков отреагировал, когда начался накат на тебя? Это сказывается на отношениях? Вся эта история началась ведь с него.
А. М.: Не могу сказать, что это негативно повлияло на наши отношения с Володей. Мы же понимаем политический характер этого дела, как и дела против него. Мы поддерживаем друг друга и едины в попытке осмысления и в поиске выхода из этой ситуации. Конечно, никто из нас не представлял, что может дойти до такого. Просто невозможно поверить, что моя скромная персона, наши проекты в области популяризации литературы могут занять такое место в сознании власть имущих и запустить такое масштабное громкое следствие, о которых Бастрыкин рассказывает в новостях. И я, конечно, ужасно переживаю, что из-за всего этого мой друг и коллега Андрей Мыльников, который уж совсем никакого отношения к Навальному не имеет и ни разу его не видел, находится под домашним арестом, что многих достойнейших людей — Акунина, Рубинштейна, Шендеровича, Быкова, Лазареву и Шаца, многих моих друзей и коллег вызывают в Следственный комитет. Ну наверное, после того что произошло с Олегом Навальным, после того чем закончилось дело Албурова, удивляться не приходится.
Безусловно, я никогда не думала, что настанет день, когда нам придется запрашивать политическое убежище. Когда на Ашуркова завели уголовное дело, мы все еще наивно рассматривали возможность подать на предпринимательскую визу. Один из наших интернет-проектов мог бы быть платформой, благодаря которой мы могли получить такого типа визу. Но довольно быстро стало понятно, что у него нет другого выхода, кроме как подавать на политическое убежище (это было еще до начала преследования меня), в этом случае я и дети как члены семьи получили бы возможность жить, работать и учиться в Великобритании. При этом я надеялась, что мы с детьми сможем ездить в Россию. Николе скоро исполнится год, а родители Володи его еще не видели. Они в возрасте, и им не так просто приехать в Великобританию. Однако после того как меня объявили в международный розыск, стало понятно, что и мне придется обратиться за убежищем к британским властям.
— Много ли политических беженцев в вашем лондонском круге общения? Пытались ли они помочь советом?
А. М.: У нас довольно широкий круг общения в Лондоне, и, конечно же, многие старались нам помочь советом или делом. В этих вопросах не так сложно разобраться. Пока ждешь политического убежища, ты не можешь выезжать из страны, каждый месяц надо отмечаться вместе с другими страждущими из разных стран и континентов. Таким образом, за год мы ни разу не выезжали из Англии. Мы всегда были бешеными путешественниками. Для нас это довольно уникальный опыт — год не выезжать из одной страны, но в итоге это оказалось не так страшно. Мы открыли для себя неведомую Великобританию.
— Как вы познакомились с Ашурковым?
А. М.: Мы познакомились на какой-то рождественской вечеринке в 2011 году через общих друзей. Тогда Ашурков еще работал в «Альфа-Групп».
Когда мы начали встречаться, он уже покинул «Альфу» или, точнее сказать, его попросили на выход из-за его сотрудничества с Навальным.
В общем, тогда уже что-то было понятно, и я сделала осознанный выбор, хотя мы, конечно, и представить себе не могли, куда приведет нас эта история.
— Тебе были симпатичны его взгляды?
А. М.: Мы в целом совпадали во взглядах на ситуацию в России. Да и почти всем людям, с которыми я общаюсь, не нравится отсутствие политических и гражданских свобод. Что касается политики, я очень уважаю Алексея Навального, восхищаюсь его мужеством и силой духа и поддерживаю то, что делает он и его команда. Но лично я и мои проекты всегда были далеки от политики. Что касается Володи, наверное, если бы это было возможно, он бы не уходил из «Альфы», а занимался общественной деятельностью в свободное от основной работы время. Но я искренне верю в то, что ничего не происходит в нашей жизни случайно и смысл и значение некоторых событий проявляется со временем. Сейчас политическая и общественная деятельность занимает значительную часть его времени, и он считает это для себя важным.
— Если говорить о самых важных вехах твоей карьеры с людьми, услышавшими о тебе только после «дела Маркво», ты бы о чем рассказала в первую очередь? С какого возраста ты работаешь на себя?
А. М.: Ну если не считать, что в детстве я вела телепередачи, моя трудовая предпринимательская история началась параллельно с учебой в институте — со знакомства с Федей Павловым-Андреевичем. В тот момент он создавал модельное агентство Face Fashion, и я к нему присоединилась. Face Fashion занималось модными мероприятиями. Это было модельное агентство, которое нагло и самоуверенно считало, что его миссия — привести в Россию новую модную культуру. В то время в мире гремела Кейт Мосс, менялись стандарты красоты, и модели Face Fashion отличались от принятого тогда в Москве «Ред Старс лук». Они, мягко говоря, довольно оригинально выглядели, тогда мало кто врубался в такую эстетику. Тогда все делали показы в ночных клубах, а мы продвигали идею проведения модных мероприятий на нестандартных площадках. Наверное, в то время мы были единственные сумасшедшие, которые занимались модой как искусством и просвещением, никакого коммерческого смысла это не имело.
Недавно в V&A музее открылась фантастическая выставка Александра Маккуина — Savage beauty. У меня она вызывает ностальгические чувства. Когда-то в далеком 1997 году в Московском метро состоялся показ Givenchy, где тогда творил Маккуин. Это был один из первых революционных московских модных проектов, к которому мы имели непосредственное отношение. Нам было по 20 лет, и мы буквально с улицы пришли в компанию «Боско ди Чильеджи», которая привезла Александра Маккуина, и нагло предложили свои услуги. В то время в Москве царило агентство «Ред Старс», которое всегда претендовало на эксклюзив, и их, конечно, возмутило, что на общемосковском кастинге для своего показа Маккуин выбрал моделей Face Fashion. Помимо представления моделей мы стали глобальным подрядчиком «Боско» в этом проекте — занимались организацией самого показа, пиаром, гостями, созданием фильма о первом визите дизайнера в Москву.
Это был наш первый проект такого масштаба. Потом был показ Вивьен Вествуд на Казанском вокзале в рамках фестиваля авангардной моды «Альбо-мода» — наш самостоятельный продюсерский проект. Вспоминая, через что нам пришлось пройти, доказывая в разных инстанциях, как важен и нужен такой проект для города и для культуры (как нам казалось), мы буквально пробивали головой стену, ведь в то время не было Капкова, к которому можно было бы прийти и попробовать вдохновить его интересной концепцией, рассчитывая на понимание и поддержку.
— Тогда просто не было городского начальника, который знал бы, кто такая Вивьен Вествуд.
А. М.: До сих пор не понимаю, каким образом нам удалось сделать показ на режимном объекте, несмотря на сопротивление РЖД и Министерства путей сообщения. После этого мы привозили в Москву других знаменитых дизайнеров. Но в какой-то момент нам наскучило заниматься модой, и мы плавно переместились в мир современного искусства. Первым нашим глобальным проектом была выставка «Москва — Берлин». Потом Иосиф Бакштейн позвал нас делать Первую московскую биеннале современного искусства — официально мы были пиар-агентством проекта, но в реальности мы занимались всем: площадками, фандрайзингом, GR, технической стороной, всеми административными вопросами. Три года подряд мы делали фестиваль русского современного искусства в Лондоне.
Каждый наш проект был довольно революционным для своего времени, запускал новые тренды, вызывал значительный общественный резонанс. В 2006 году мы пришли к Ирине Александровне Антоновой с предложением провести в Пушкинском музее ретроспективную выставку британского архитектора Нормана Фостера.
— Сейчас Капков ушел. Ты как к этому отнеслась? Вы сотрудничали?
А. М.: Мы были знакомы, у нас были хорошие отношения, но профессионально мы никак не были связаны, и наши проекты по популяризации чтения не имели к нему прямого отношения. По работе мы пересекались, когда он был директором парка Горького, а мы пришли к нему с предложением сделать фестиваль BookMarket на его площадке. Перед нами стояла задача создания нового формата уличного книжного фестиваля современного поколения. Как альтернативы или параллельной площадки книжной ярмарке на ВДНХ, куда не удавалось заманить модную молодую аудиторию. Меняющийся парк Горького был идеальным местом.
— Как же тебе удалось выиграть 16 тендеров на просветительские мероприятия? Ведь именно такая цифра кажется подозрительной авторам того самого рокового текста в «Лайфньюз».
А. М.: Я, кстати, не понимаю, откуда взялась цифра 16. Мне кажется, что их было значительно больше за годы моей работы в сфере менеджмента культурных проектов. Мы профессионально занимались книжными проектами, каждый последующий получался ярче и интереснее предыдущего, у нас была эффективная команда, у которой сформировался уникальный опыт реализации книжных проектов нового формата. Для каждого нашего проекта создавалась новая креативная идея продвижения, которая, как правило, становилась отдельным вирусным событием.
Например, я думаю, многие помнят ролик, в котором десантники (настоящие!) читали Пастернака: КУЛЬТУРА возвращается в ПАРК КУЛЬТУРЫ. Ролик вызвал огромный резонанс, его крутили по всем каналам, нас приглашали на разные эфиры, где обсуждалось, возвращает фестиваль BookMarket культуру на самом деле или нет. В другом ролике писатели проросли в парках в виде портретов на траве. На следующий год мы сделали кампанию, в которой таксисты читали отрывки из классических про- изведений, и т. д.
— А как в трудные для тебя дни повели себя писатели, с которыми вы сотрудничали в связи с литературными мероприятиями?
А. М.: Ну, в общем, я могу себе представить их чувства, когда тебя неожиданно вызывают на допрос в следственные органы за участие в литературном фестивале. С некоторыми мы поддерживаем отношения, переписываемся. Если честно, я ужасно переживаю, что сотрудничество с нами стало причиной подобных неприятностей и, пользуясь возможностью, хочу поблагодарить за поддержку и мужество.
В Лондоне мы время от времени встречаемся с Григорием Чхартишвили. Недавно он иронично заметил, что следственные органы сделали больше, чем кто-либо, для популяризации наших книжных проектов и меня лично и мне следовало бы этим воспользоваться. Он, кстати, стал одним из тех, кто написал рекомендацию в поддержку моего обращения за политическим убежищем.
Вообще за последний год у нас было много человеческих открытий и потрясений. Некоторые знакомые дистанцировались от нас, в сегодняшней ситуации, наверное, на них глупо обижаться, но в целом мы получили огромную поддержку со стороны самых разных людей, наших близких друзей, участников проектов, знакомых из разных точек мира и совсем незнакомых людей, которые писали и предлагали помощь.
— Ты чувствуешь себя женой декабриста?
А. М.: Нет, я совсем не хочу примерять эти бессмысленные ярлыки, которые пытается на меня навешивать пресса. Конечно, ситуация, в которой мы оказались, выглядит не самой приятной, но мне нелепо сравнивать отправку декабристов и их жен в Сибирь с нашей жизнью в Великобритании.
Но и сейчас иногда, проходя по улицам Лондона, я ловлю в себе искреннее удивление относительно того, как и зачем я здесь.
Мы надеемся, что рано или поздно здравый смысл восторжествует и мы сможем вернуться в Москву. Но было бы глупо сейчас приезжать, чтобы сознательно подвергнуться аресту.
— Ты испугалась, когда узнала, что ты в розыске?
А. М.: Ну да, наверное, испугалась, конечно. Друзья говорят, ты в хорошей компании, гордись и ничего не бойся. Наша знакомая, опытный эмиграционный адвокат, утверждает, что это первый случай в ее практике, когда Cледственный комитет публикует на своем сайте и сообщает по всем медиаканалам о направлении запроса с требованием к Великобритании и Интерполу выдать Александрину Маркво. Обычно, если разыскивают серьезного преступника, об этом не публикуют официальных пресс-релизов. Мне порой кажется, что то, что происходит в России сейчас и в частности вокруг меня, это не что иное, как какое-то фантастическое литературное произведение, которое живет своей жизнью, но мы в нем почему-то участвуем.