Ставший генсеком в 73 года, тяжелобольной Константин Устинович Черненко, как всякий пожилой человек, находящийся на пороге смерти, часто вспоминал детство. В памяти возникали степные просторы, темные силуэты гор за Енисеем, быстрое течение великой реки, хлебные поля… Он был первым и последним руководителем Советского Союза и России, родившимся в Сибири. Его карьера — необыкновенный взлет мальчишки из села Большая Тесь к руководству сверхдержавой — словно стала отражением сложной истории вовлечения Сибири в историю великой страны. Сын крестьянина-переселенца с Украины, внук якутки (откуда его скуластое лицо) Черненко воплотил в себе новую генерацию россиян, порожденную великим миграционным потоком внутри Российской империи.
Расселение русского народа по Евразии со скоростью, невиданной в мировой истории, — один из самых удивительных феноменов Нового времени. С 1552 года (покорение Казани) и по 1648-й (плавание Семена Дежнева и экспедиция Ерофея Хабарова на Амур), менее чем за сто лет, россияне освоили территорию от Волги до Тихого океана протяженностью более 5000 км и площадью свыше 10 млн кв. км — полторы Австралии. Причем это было сделано с минимальными силами и затратами, по бездорожью, большей частью пешком или на лодках.
Эпопея открытия Сибири сопоставима только с колонизацией Америки испанцами. Имена первопроходцев Ермака, Хабарова, Дежнева должны стоять в одном ряду с именами знаменитых конквистадоров Кортеса и Писарро, которые с двумя-тремя сотнями человек покоряли великие империи, пробираясь через джунгли и горы. К середине XVII века границы России почти сравнялись с нынешними. И это огромное государство было создано не только в кратчайшие сроки, но и без надрыва населения, не обременяемого высокими налогами, без рекрутирования большой постоянной армии, без громоздкого бюрократического аппарата. Допетровская монархия вопреки бытующим мифам была вполне эффективной. А задача по открытию и присоединению новых земель на Востоке отдавалась на «аутсорсинг» купцам, казакам, таким промышленникам, как Строгановы, чьим наемником и являлся Ермак Тимофеевич, под знамена которого собирались лихие и «гулящие» люди.
Позднее начало и одновременно стремительность расселения русского этноса обусловили такую его особенность, как слабая выраженность языковых различий. Если в крошечных по сравнению с Россией Италии или Германии венецианские и сицилийские диалекты взаимонепонимаемы, равно как платтдойч и хохдойч, то разделенные тысячами верст крестьяне Сибири, казаки Дона и поморы Севера говорили на одном и том же, всем понятном языке со сравнительно небольшими региональными различиями.
Когда не было нефти
Если испанцев гнала в Америку жажда золота, то в Сибирь отчаянные головы рвались за пушниной — важнейшим экспортным товаром Руси того времени. Соболий мех играл в XVII веке ту же роль, что нефть и газ сегодня. Как пишет историк, «стремление найти постоянный источник пушнины, составлявшей в то время немалую долю приходной части бюджета и ценившейся на внешнем и внутреннем рынке, усиливало попытки русского правительства к продвижению границ государства на восток». Сбор ясака с туземцев был основным мотивом приведения под «высокую руку государя» все новых земель. Ясак уплачивался «мягкой рухлядью», которую в установленном объеме должны были поставлять покоренные племена.
Помимо государственного оборота мехов (включавшего в себя помимо ясака десятинный сбор натурой, принудительную скупку казной лучших видов пушнины, жесткий контроль за ее транспортировкой и складированием и т. д.) существовала частная торговля, чьи объемы превосходили первую минимум в три раза. Купцы, скупщики и их челядь составляли значительный контингент первопоселенцев.
И так же, как была немноголюдна испанская эмиграция в Америку, лишь малое число русских людей переселялось поначалу за Урал. Это объяснялось целым рядом причин.
Во-первых, в то время не существовало надежных транспортных средств и путей. Крестьянину сорваться с насиженного места и уйти не в соседнюю волость, а за тысячи верст с семьей было попросту невозможно. Питаться в пути ему было нечем и негде, равно как у него не имелось средств и условий для обустройства на новом месте. Основные пути, в первую очередь торговые, в Сибирь шли тогда гораздо севернее, чем сейчас. Они начинались перед Уралом у Чердыни и Соликамска, запрятанных в притундровых лесах, ведь открытая степь была опасна из-за набегов кочевников. Первые крупные торговые поселения находились у полярного круга — Мангазея, Туруханск. Ныне считающиеся северной чертой расселения («точечные» нефтяные и газовые города в расчет не берем) Тобольск, Томск и Енисейск в XVII–XVIII веках располагались на юге обжитой Сибири.
Во-вторых, законодательство от Судебника Ивана III 1497 года через введение заповедных и урочных лет (запрет на уход крестьян от помещика в Юрьев день) при Федоре Иоанновиче до Соборного уложения 1649 года объективно затрудняло самовольное переселение крестьян. Государство было заинтересовано в том, чтобы прикреплять работников к земле, которую она давала дворянам для кормления за ратную службу. Последних же далекая и неведомая Сибирь с суровым климатом не привлекала. Недаром она так и не узнала крепостного права.
В-третьих, после побед над крымскими татарами и прочими степняками для освоения открылись земли так называемого Дикого поля — огромной территории на южной границе Московского государства. Начиная с XIII века, после опустошительных походов монголов в Диком поле почти никто не проживал (почему оно так и было названо), а ведь это были плодороднейшие черноземные земли к югу от Тулы и Рязани и до Азовского моря. Одновременно шло освоение недавно присоединенного Поволжья. Эти два региона взяли на себя основные миграционные потоки с конца XVI века.
Надо заметить, что малое число мигрантов вплоть до эпохи Промышленной революции, открывшей новые транспортные возможности и совпавшей с демографическим взрывом в Европе, было характерно для всех стран Старого Света, а не только для России. Первая английская колония в Северной Америке была основана в 1607 году. Но за первое столетие на новый континент из Британии переселилось не более 175 000 человек, то есть менее 2000 в год. Такие же скромные цифры характеризуют миграционные потоки из Испании и Португалии в Южную и Центральную Америку в XVI–XVIII веках. Тесные парусные суда, цинга, массово вспыхивающие инфекционные заболевания, отсутствие необходимой информации, инфраструктуры, государственной поддержки не позволяли эмиграции стать массовой.
Разбойники, каторжане и казаки
Основными исходными базами миграции за Урал служили окраинные районы Вятки и Русского Севера, где природные условия соответствовали сибирским, а русское население само было пришлым (потомки новгородских «ушкуйников» — речных пиратов) и не испытывало страха перед длительными путешествиями, которые проходили преимущественно по крупными рекам. Большинство так называемых чалдонов, то есть потомков первых русских поселенцев в Сибири, происходят от выходцев с северо-востока. В социально-экономическом плане они были либо черносошными крестьянами (то есть государственными, лично свободными), либо (ремесленники и торговцы в городах) разночинцами. Кроме того, в Сибирь попадало немало казаков, стрельцов, прочих служивых и государевых людей, а также бродяг и беглых. Уже с XVII века она служила местом ссылки — вспомним такие знаменитые имена, как протопоп Аввакум и западнославянский богослов и грамматик Юрий Крижанич, не по своей воле проведший 16 лет в Тобольске. Оседая в Сибири, пришельцы, преимущественно мужчины, женились на женщинах из местных племен, породив особый сибирский метисный тип. Как немногочисленные испанцы почти полностью ассимилировали индейцев, так и многие народности Сибири влились в русский этнос, сохраняя свои бытовые и культурные особенности.
В XVIII веке начались переселения значительных групп населения, инициированные правительством, своего рода попытки социальной инженерии. Первыми дорогу в Сибирь открыли старообрядцы, которых туда ссылала власть и которые сами бежали от ее преследований. К примеру, при Анне Иоанновне и Екатерине II были разгромлены многочисленные раскольничьи поселения в современной Гомельской области Белоруссии, а их обитатели выселены на Алтай (так называемые поляки) и в Забайкалье («семейские»). Кержаки-старообрядцы происходили от тех раскольников, которые сами переселялись на самые окраинные земли, где их не доставала царская власть. Религиозные поселенцы принесли с собой высокую аграрную культуру, акклиматизировав в Сибири ранее неизвестные виды растений. Их отличали пуританские нравы, безупречная трудовая этика, из их числа произошло немало династий сибирских купцов. В Якутии и других районах сложились субэтнические группы («затундренные крестьяне») от смешения русских с туземцами. Они сочетали передовые навыки крестьян европейской части и охотничьи приемы аборигенов, успешно выживая в условиях вечной мерзлоты.
При Петре I появляется понятие «каторга», неразрывно связанное с Сибирью. Контингент каторжан непрерывно рос, особенно после отмены смертной казни при Елизавете. В середине столетия помещики получили право своим решением ссылать крестьян в ссылку, а затем на каторжные работы в Сибирь, что доставило последней немало новых жителей.
Русские цари относились к Сибири как к колонии — подобно испанским королям, всячески препятствовавшим развитию своих американских владений путем запрета на различные виды экономической деятельности и видевшим в них лишь сырьевые придатки метрополии. С конца XVII века Кяхта в Забайкалье стала важнейшим транзитным пунктом торговли с Китаем, и монархия сразу же взяла ее под свой контроль. Караваны в Поднебесную были разрешены только казенные, торговля с китайцами — только бартерная, до 1740-х годов имелся запрет на вексельные переводы за Урал и обратно, лишь в 1762 году была отменена государственная монополия на экспорт мехов, и только в 1753-м упразднена внутренняя таможня в Верхотурье. Все эти ограничения губительно отражались на развитии сибирского предпринимательства и не способствовали привлекательности края. Многие сибирские губернаторы даже не жили в Иркутске (формальной столице), а управляли регионом из Санкт-Петербурга, как, например, отец декабриста Павла Пестеля Иван Борисович.
Даже в первой половине XIX века власть продолжала смотреть на Сибирь как на колонию и не думала о ее планомерном заселении. Основные рабочие руки по-прежнему доставляли каторга и ссылка, через которые за столетие прошло около миллиона человек. Культурный уровень все время рос (декабристы, петрашевцы, польские дворяне и интеллигенты — участники восстаний) и откладывал отпечаток на местном населении. Самым знаменитым каторжанином стал Федор Достоевский, отдавший Сибири 10 лет и здесь женившийся. Россия была отнюдь не одинока в подобной политике. В 1788 году в Британии начался эксперимент по высылке преступников и прочих асоциальных элементов в Австралию, который продлился 50 лет и положил основание новой истории континента. Но отличие заключалось в том, что из Сибири беглые могли возвращаться в европейскую часть страны и правительство не рассматривало австралийского варианта создания ссыльно-переселенческой колонии.
Упор был сделан на организации новых казачьих войск. Вдоль всей границы — от Урала, через казахские степи, до Алтая, далее через Енисей, Забайкалье, Амур и вплоть до Уссурийского края — ставились казачьи станицы. Появились такие экзотические казаки, как якутские и камчатские. Поскольку переводить казаков с Дона, Терека и Урала было накладно, да и добровольно они не согласились бы менять обжитые места на неизведанные дали, то в их разряд записывали самую разношерстную публику — солдат, бродяг, бывших ссыльных. Так генерал-губернатор Николай Муравьев-Амурский обратил 20 000 горнозаводских крестьян в казаков. В их число вошло немало бурятских, тунгусских и якутских родов — вспомним Лавра Корнилова из забайкальских казаков, человека вполне монголоидного вида.
Но для экономической эксплуатации богатств Сибири вариант с казачьим заселением подходил плохо: население станиц было немногочисленно, а постоянное отвлечение на службу и сборы трудоспособных мужчин и лошадей не позволяли развивать товарное сельское хозяйство. Хотя к тому времени в Сибири уже родились такие люди, как Петр Ершов, Дмитрий Менделеев и Василий Суриков, слова Ломоносова о прирастании ею богатств России все еще звучали напыщенной фразой — без многочисленного населения добыть их было невозможно.
«Желаю вам иметь миллион»
Поворотным этапом в истории Сибири и России стал 1861 год — отмена крепостного права — и последовавшие за ним реформы Александра II. Крестьянская реформа породила много проблем и поставила перед страной новые вызовы. Наделив крестьян личной свободой и предоставив им минимум земли в пользование, она привязывала их к общине и не давала развивать хозяйство, отрицая частное землевладение. Сельское хозяйство развивалось не по интенсивному, как в Европе, а по экстенсивному пути — примитивное трехполье требовало больших площадей. Это приводило к парадоксальным результатам — даже в недавно освоенных местностях Поволжья и Южной Украины ощущался земельный голод. Плотность населения в Самарской или Саратовской губерниях была в несколько раз ниже европейской, но мужики жаловались на крошечные наделы и с вожделением посматривали на помещичью землю.
В результате, несмотря на прямой запрет на самостоятельные переселения, в 1860–1870-е годы десятки тысяч мужиков всеми правдами и неправдами ушли на новые земли в Сибирь. Получив по Пекинскому договору безлюдный Уссурийский край в 1860 году, правительство решило заселить его и район Амура определенным числом крестьян, но почти все они «потерялись» по дороге от Урала до Байкала, оставшись в уже освоенных местах.
Прошло целых 20 лет от отмены крепостного права до принятия правительством программы содействия и поощрения переселения. Бюрократический аппарат империи работал неторопливо, не предвосхищая события, а плетясь за ними. Министры осознали в итоге ту нехитрую истину, что без освоения Сибири тяжесть аграрного кризиса не ослабить.
Настоящим прорывом стал закон 1889 года «О добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли и о порядке перечисления лиц означенных сословий, переселившихся в прежнее время». Новопоселенцы получали в бессрочное пользование наделы по «числу наличных переселенцев мужскаго пола, в размере, определяемом по соображению с условиями земледелия и производительностью почвы в избранной местности». Они освобождались от уплаты казенных сборов и арендных платежей на три года полностью, а на последующие три года обязывались платить в половинном размере, получали трехлетнюю отсрочку от воинской повинности. По прибытии на место водворения нуждавшиеся имели право получать как семенные ссуды, так и «домообзаводственные».
Вторым мощным стимулом стало начало строительства Сибирской железной дороги в 1892 году, позволившей резко ускорить переселение. А завершающим этапом великого переселения стала деятельность премьера Петра Столыпина и его соратника Александра Кривошеина, возглавлявшего Переселенческое управление, созданное в 1896 году. При них в 1906–1914 годах переехало 3,04 млн человек — в 1,7 раза больше, чем за предыдущие 40 с лишним лет. Всего же за полстолетия переселилось 4,86 млн человек, из них закрепилось в Сибири 3,7 млн.
Революция 1905 года показала, что деревня ежеминутно готова к бунту. Столыпин понимал, что терять нельзя ни минуты, и инициировал далекоидущие аграрные реформы, в которых переселение, на время Русско-японской войны 1904–1905 годов полностью приостановленное, играло важнейшую роль. От мест выселения до районов заселения создали цепочку переселенческих пунктов, где оказывали медицинскую, продовольственную и иную помощь. Переселенческое управление финансировало поездки ходоков в Сибирь, показывало им отведенные участки, помогая выбрать землю. Оно располагало штатом компетентных чиновников на местах, разбитых по подрайонам, которые несли на себе основную тяжесть работы. Помимо приема и обустройства поселенцев, выдачи им ссуд это завершение обмежевания, организация научных почвенно-ботанических экспедиций, агрономических, дорожно-строительных и гидротехнических отделов, проведение сельхозвыставок и статобследований. За несколько лет Сибирь была обследована в деталях лучше, чем за предыдущие столетия. Переселенцы получали полную информацию о почвах и климате, к их селам проводились дороги и водоснабжение.
В 1910-м Столыпин и Кривошеин совершили поездку в Сибирь для инспекции переселенческого дела. Премьер строго проверял работу чиновников, беседовал с крестьянами. Очевидец вспоминал: «Сибирским обывателям умел добродушно, вовремя пожелать: «богатейте». Помню, как одному из серых сибирских купцов, в маленьком городке Столыпин пожелал «иметь миллион», на что тот почтительно и скромно ответил: «Уже есть».
Однако Столыпину так и не удалось решить едва ли не главную проблему — введения частной собственности на землю в Сибири. Дума подвергла этот законопроект обструкции, и он не вступил в силу; вплоть до 1917 года крестьяне там хозяйствовали на казенной земле. При этом в отличие от европейской части России, где из общины вышла лишь шестая часть хозяйств, в Сибири заявку на отруба подали четверть семейств и 72 000 хуторов были созданы по факту, хотя и без надлежащего легального оформления.
Куда же шло переселение? Если мы посмотрим через Google Earth на Сибирь из космоса, то увидим, что при ее огромных размерах районов, пригодных для заселения, в общем-то, не так уж много. Коричневый цвет означает вспаханные земли. На спутниковой карте это несколько крупных пятен — алтайские степи и прилегающие части Новосибирской области, Кузнецкая и Минусинская котловины и равнина по обе стороны от Енисея. Эти степные районы с достаточным увлажнением и осваивали переселенцы в первую очередь. В современной Омской области, например, крестьяне селились на малоплодородном севере, а нынешняя житница — юг — не привлекала внимания ввиду засушливости и занятости казачьими станицами и кочевниками-казахами. Царская семья внесла, можно сказать, личное пожертвование, разрешив переселение на «кабинетские земли» на Алтае, являвшиеся частной собственностью императорской фамилии и ставшие местом жительства для миллиона поселенцев.
Уже в самом конце XIX века (больше из геополитических соображений, чтобы пустынные местности не заселяли китайцы) часть потоков переселенцев была повторно направлена на Дальний Восток — в Амурско-Зейскую равнину и на юг Уссурийского края, куда людей завозили на пароходах из Одессы через тропические моря и океаны.
Основными районами выселения в Сибирь являлись район Черноземья — Полтавская, Черниговская, Харьковская, Курская губернии, — где помещики старались сами вести свое хозяйство, а также Белоруссия и Поволжье. Как видно из названий губерний, значительную часть переселенцев составляли украинцы (как отец Черненко) и белорусы. Например, Дальний Восток заселялся почти полностью украинцами — поскольку именно они проживали ближе всего к Одессе. Если им в Сибири поначалу приходилось приспосабливаться к иным климатическим и природным условиям, менять агротехнику, тип жилищ, то белорусы (по некоторым данным, их переехало около 600 000), происходившие из лесной местности, находили на новой родине схожие условия жизни.
«Сибирь стала неузнаваема»
Каковы же итоги великого переселения? Протопресвитер военного и морского духовенства Георгий Шавельский вспоминал: «Скоро Сибирь стала неузнаваема. В 1904 году, когда я, едучи на войну, впервые увидел Сибирь, там даже прилегающие к железной дороге места не были заселены. Вдоль железнодорожного пути тянулась бесконечная тайга, и только изредка встречались поселки. Проезжая в августе 1913 г. Сибирь, я не узнавал ее: везде виднелись обширные поля и сенокосы; уборка хлебов и сена всюду производилась машинами, поля обрабатывались пароконными плугами — одноконных не было видно. В этом отношении Сибирь опередила не только северную и западную, но и центральную Россию, где в то время еще не вывелась соха, а серпы и косы оставались в крестьянских хозяйствах единственными орудиями при жатве и косьбе. Прежние маленькие сибирские городишки теперь разрослись в большие города. Новониколаевск на Оби (сейчас Новосибирск. — Forbes), в 1904 г. имевший, кажется, не более 15 000 жителей, в 1913 г. насчитывал 130 000 жителей… Знавшие Сибирь предсказывали ей величайшую будущность. И Сибирь шла к ней быстрыми шагами».
Философ Федор Степун писал из поезда в 1914-м, отправляясь на войну и проезжая по восточным землям: «Безумно мечтать о победе над страной, в которой есть Сибирь и Байкал». Его дополняет, вспоминая те же дни, будущий атаман Григорий Семенов: «Богатство урожая подтверждалось видом сжатых и покрытых золотистыми снопами хлеба полей. Повсюду на станциях кипела работа: горы разных товаров ожидали очереди отправки к местам назначения; тяжело нагруженные поезда перебрасывали на запад к фронту бесконечные эшелоны войск и продукты труда сибиряка — масло, кожи, мясо, хлеб, скот, лес и пр., и пр.».
Увы, великая война, подкосившая Россию на взлете, опрокинула все ожидания великой будущности Сибири. Проблемы империи были столь остры и запущенны, что одного только переселения оказалось недостаточно, чтобы предотвратить революцию. Отражением неоднозначности и противоречивости столыпинской политики стало то, что Сибирь одновременно являлась и базой Колчака, и базой большевистского партизанского движения. Не забудем и участия, которое принял в гибели династии Романовых тобольский крестьянин Григорий Распутин, и того, что имидж власти сильно очернил Ленский расстрел на байкальских приисках.
В советские времена Сибирь опять эксплуатировалась колониальным способом — посредством ГУЛАГа и ссыльнопоселенцев. Ее природные богатства добывались варварскими методами, безо всякого учета экологии. На смену сталинскому хищничеству пришла брежневская заманиловка на БАМ, но и тянущиеся за длинным рублем в массе своей рассматривали пребывание в Сибири как временное, с чем и связан значительный отток населения в постсоветские годы.
Но былое переселение в Сибирь имело и неожиданное продолжение. Целинная эпопея Никиты Хрущева стала трагифарсовым повторением царской политики на советский лад. Она отчасти была порождена его воспоминаниями о детстве в курской деревне, когда он слышал много рассказов о переселенцах в Сибирь и видел отправляющиеся туда за лучшей долей соседские семьи.
Цифры
7 млн соболиных шкурок рыночной ценой 11 млн рублей добыли охотники в Сибири с 1621-го по 1690 год. Около трети пушнины досталось государству в основном за счет сбора ясака (дани).
80,1% (106 т) общей добычи золота в России в 1845–1850 годах обеспечили сибирские прииски. Это позволило Российской империи занять в 1846–1848 годах первое место в мире по объему добычи золота.
93,8% экспортированного из России в начале XX века сливочного масла было произведено в Сибири.
В 4 раза вырос товарооборот по Транссибу в 1900–1913 годах (с 45 млн до 200 млн пудов). Вывоз зерна из Сибири в европейскую часть России увеличился с 13 млн пудов в конце XIX века до 60 млн пудов в 1913-м.